Мало-помалу всеобщее равнодушие одержало верх над его мужеством, над его терпением, над его здоровьем. Тогда он ушел в себя, сочинил для собственного употребления устав трапписта. Его убежище — это огород, который у него, благодаря заботам Провидения, большой, орошенный водой и плодородный. По десять часов в день перекапывает он землю. И так как доход от треб незначителен, то разводит дыни, которые Лутр скупает у него по низкой цене: это дает возможность жить и даже раздавать немного милостыни.

Он без боя сдал дом, церковь, а, наконец, и приход крикливому деспотизму сестры. В храме можно застать его только в часы богослужений. Всякое воскресенье, за литургией, как бы мало ни было молящихся, он добросовестно поднимается на кафедру и, напрягая все свое красноречие, говорит, обращаясь к нескольким женщинам и старым девам, оставшимся верными мадемуазель Верн и Богу.

В доме священника с треском отворяется окно.

— Иди скорей! — кричит мадемуазель Верн.

Священник всплывает над кустами смородины. Он ставит корзину наземь и наскоро застегивает сутану.

У плиты, обрушившись на стул, рыдает Селестина.

— Я дала зарок раньше ее!

Мадемуазель Верн, всегда готовая исследовать сердца и испытывать совести, объясняет и комментирует события уверенной скороговоркой.

— Не расстраивайтесь так, моя бедная, — говорит тогда священник, — я имею полную власть освободить вас от зарока. Вы принесете церкви иной дар: святую Жанну д'Арк, например… И ваш долг будет исполнен.

Но Селестина заламывает руки и плачет еще пуще. Мысль о Жанне д'Арк приводит ее в ужас.

— Никогда святой Антоний этого не поймет. В наказание он во всех делах нашлет мне неудачу!

Аббат владеет собой. Но тик более чем когда-либо искажает его лицо. Будучи не в силах устоять на месте, он описывает круги.

Мадемуазель Верн набрасывается на него:

— Это ты виноват! Зачем ты позволил Керолям жертвовать статую? Ступай к ним! Изволь с ними договориться!

Мадам Кероль шьет на кухне, сидя рядом с дочерью своей Люси. В комнате полно мух и пахнет капустой.

Мадам Кероль предлагает священнику стул.

— Садитесь, пожалуйста.

А сама думает: «Уж не тетка ли Дэнь его подослала?»

На всякий случай выпроваживает Люси в огород нарвать салату.

Священник садится, поднимается и в конечном итоге остается в стоячем положении. Переминаясь с ноги на ногу, фыркая и встряхивая плечами, как вылезшая из воды собака, он рассказывает, что привело его к ним.

— Вы женщина добрая, мадам Кероль. Я взываю к вашему милосердию. Бедная девушка считает себя обреченной на вечную гибель: не спит, того и гляди, заболеет. Простаков надо судить по их намерениям…

Мадам Кероль покраснела и потупилась, прижав руки к груди.

— Конечно, если бы знать, не надо было бы и тратиться… Но что сделано, то сделано. Цоколь уж вмазан, и на дощечке проставлено наше имя, как жертвователей! — Голос ее становится все резче и резче: — Раз уж заплачено, так хочешь, по крайней мере, чтобы прок от этого был, не так, что ли?

— Да ведь она же предлагает издержки взять на себя!

— Все?

— Все.

На сей раз мадам Кероль впадает в сомнения.

— Надо хозяина позвать.

Кероль, дремавший еще в кровати, спускается, застегивая подтяжки. Это грушевидный толстяк; голова — маленькая и острая; подбородок словно растаял в шее; шея растеклась по плечам, а туловище ширится книзу до самого днища штанов. Если бы он сел на пол, его никак было бы не опрокинуть.

Узнав, в чем дело, он обменивается с женой быстрым взглядом.

— Я такой человек, что готов пойти на уступки, если хозяйка согласна. Только дорого это: хотелось все сделать хорошенько. Наша статуя — это статуя в двести франков. Могу показать каталог. Упаковка и мелкие непредвиденные расходы — скажем, все вместе — двести двадцать только наличными. И не беспокойтесь насчет дощечки на цоколе. Это я уж устрою как-нибудь при помощи замазки — gratis pro Deo! [1]

Аббат Верн сотрясается от удовольствия. Вот и улажена эта дурацкая история.

Кероль про себя подсчитывает. Статуя, считая и цоколь с гравировкой, обошлась ему ровно в двадцать су. Мадам Кероль купила — довольно, впрочем, неосмотрительно — билет лотереи «Святого Младенчества» и выиграла право приобрести на двести франков товара на фабрике предметов церковной утвари. Доставка была даровая; но пришлось выставить стакан красного вина возчику. В конечном счете утро пропало не даром.

А он еще не знает о самой главной своей прибыли: скажи он «нет», его навес запылал бы ночью.