Шрифт:
"А ведь это выход", - подумал я и медленно опустился на четвереньки, состроив обиженное лицо. Далее я представил себе, что я - Рэмбо, которого пытают враги и скорчил несколько соответствующих гримас, после чего расслабленно улегся на пол.
– Он притворяется, - сообщил маленький монах мягким и мелодичным тенором.
Воцарилось напряженное молчание. Потом большой спросил:
– Ты уверен?
– Уверен.
– Попробуй ты.
Неразборчивый шепот. Голос маленького:
– Нет, ничего не получается. На него не действует слово.
– Темный святой?
– саркастически усмехнулся большой.
– Надеюсь, что нет. Может, у него амулет…
– Тогда пойдем отсюда. Кто его знает, на что он способен. Думаю, владыка не рассердится, когда я ему доложу. Случай слишком серьезный.
Снова шепот и я услышал, как дальняя решетка поднимается.
– А ты куда собрался?
– рявкнул серый.
– Я… а… а что… - запищал Семка.
– А то! Пока смена не кончилась, стой здесь! А потом…
– Отец Амвросий, - вмешался маленький монах, - устав запрещает накладывать взыскания на часового.
– … после узнаешь, - закончил мысль большой.
И они удалились. Я открыл глаза и сел. Семка стоял, прижавшись спиной к дальней решетке, он смотрел на меня расширенными от страха глазами и его нижняя челюсть заметно тряслась.
13.
Следующий час оказался не столь богат событиями. Я прогулялся по коридору, в котором был заперт, и заглянул во все комнаты, благо у одного из амбалов из кармана выпала связка ключей. Все комнаты оказались стандартными помещениями для допросов, в каждой имелся стол со стулом, скамьей и письменным прибором, обитая железом дверь, зарешеченное окно под потолком и больше ничего.
Оба красных брата были живы. Тот, кого я уложил первым, чувствовал себя совсем плохо, похоже, я серьезно повредил ему череп, когда ударил его ногой, чтобы не дергался. У нас во взводе санитаром был парень, который на гражданке тоже работал санитаром в травматологическом отделении какой-то больницы, он рассказывал, что в таких случаях делают рентгеновский снимок мозга, определяют, где произошло кровоизлияние, а потом в нужном месте черепа просверливают дыру и откачивают кровь специальным устройством вроде большого шприца. А в особо запущенных случаях в черепе сверлят дырки по всей окружности, потом снимают скальп, срезают верхушку черепа циркулярной пилой и вправляют мозги в самом прямом смысле из всех возможных. Он еще рассказывал, как у них в больнице один пациент, хорошо приложившийся башкой по пьяни, потом, когда отошел от наркоза и протрезвел, решил, что находится в вытрезвителе, и поперся на пост к медсестрам качать права, вырвав при этом все капельницы, когда вставал с постели. Брр… Жутко, конечно, но, скорее всего, в этом мире медицина до такого уровня еще не доросла, а значит, этот монах - не жилец.
Второй красный брат, судя по всему, отделался легким сотрясением мозга. Когда я зашел в комнату, где меня допрашивали, этот тип стрельнул глазами в сторону валяющейся на полу дубинки, но благоразумно решил не лезть на рожон. И правильно сделал.
– Ну что, оклемался, болезный?
– спросил я.
– Оклемался, - мрачно проговорил болезный.
– Как зовут-то тебя?
– Степаном.
– А меня - Сергеем. Будем знакомы, стало быть.
На лице Степан явственно читалось, что новому знакомству он совершенно не рад. Я его понимаю.
– Скажи мне, Степан, - начал я, - а где это мы находимся?
– Нешто сам не знаешь?
– удивился Степан.
– Не знаю.
– Матросская тишина это.
– Надо же!
– удивился я.
– А я думал, Донской монастырь.
Степан посмотрел на меня, как на идиота.
– А вот еще что, - спросил я, - почему у вас, монахов, у всех рясы разноцветные? У тебя с товарищем рясы красные, у пацана, что на часах стоит - коричневая, у этого, - я показал на раздетый труп, - серая была?
– Коричневая раса - послушник или чернец, стало быть, - Степан говорил с крайне удивленным выражением, видимо, он объяснял мне азы, известные здесь каждому ребенку, - черная - монах-воин, серая - монах-келейник, фиолетовая - меч господень.
– А красная?
– Красная - плеть господня.
– Палач, что ли? И много вас тут таких плетей?
– Да почитай, что вся обслуга тюремная.
– А серые - это следователи?
– Следователи носят серое или черное.
– Понятно…
Второй палач резко сел и его обильно вытошнило.
– Надо бы его вытащить отсюда, да к врачу, - сказал я, - жалко человека.
– Разве ты умеешь решетку поднимать?
– Нет. А ты?
– Кто бы мне слово доверил… Нет, не вытащить нам его. Да и зачем? Все одно не жилец.
– А если волшебством там или молитвой…
– Кто же ради него бога просить станет? Нет, Андрюшка теперь не жилец, ты его славно приложил.
– А что мне делать оставалось?
– Не дергаться. Ты уж извини, добрый человек, но ты тоже уже не жилец. Знаешь, что за убийство келейника бывает?