– Это уже не так легко сказать, Зебадия. Мы были в том пространстве-времени всего несколько секунд и оба потеряли сознание. Тут неопределенность.

– Охотно верю. Но скажи мне, Джейк, как обстоит дело с собственными движениями Земли? Вокруг своей оси, вокруг Солнца, относительно звезд и так далее.

– Теоретический ответ на этот вопрос требует математики, которая, по твоим же собственным словам, выходит за пределы твоих интересов, э-э… Зеб.

– За пределы моей компетенции, ты хочешь сказать.

– Как пожелаете, сэр. Путешествие в другое пространство и другое время – и возвращение назад – означает, что ты оказываешься там и тогда, где и когда оказался бы, если бы не совершал этого путешествия. Но понятие «когда» требует дальнейшего уточнения. Как мы с тобой выяснили, э-э… сегодня днем, хотя кажется, что это было гораздо раньше, мы можем настроить аппаратуру так, что вернемся на какую угодно ось в какой угодно точке с сохранением интервала. С целью перестройки планет. С любой другой целью. Включая возвращение в направлении, противоположном стреле энтропии. Правда, я подозреваю, что это приведет к смерти.

– Почему, папа? Разве дело не обойдется просто регрессией памяти?

– Память, дочь моя, сопряжена с возрастанием энтропии. Возможно, смерть более предпочтительна, чем амнезия вкупе с даром предвидения. Возможно, неопределенность как раз и есть тот фактор, который делает жизнь терпимой. Нас держит на плаву надежда. Капитан!

– Да, второй пилот.

– Мы только что прошли над северным краем Каньона.

– Спасибо, второй пилот. – Я положил руки на штурвал.

– Папа, вон наш домик, целехонький. И свет горит.

– Вижу. Они там добавили еще одну секцию с западной стороны.

– Да. Помнишь, мы хотели устроить там библиотеку.

– Так, – сказал я. – Ближе мы подходить не станем. Кажется, ваши аналоги в этом мире принимают гостей. Судя по огням, на посадочной площадке четыре машины. – Я повел Аю по кругу, довольно широкому. – Зависать не буду, это может привлечь внимание. Достаточно им позвонить в свою воздушную полицию – черт, я даже не знаю, говорят ли они по-английски.

– Капитан, мы видели все, что нам нужно. Это не наш дом.

– Какие будут предложения?

– Сэр, предлагаю подняться на максимальную высоту. Пока будем подниматься, обсудим, как быть.

– Ая Плутишка!

– Команда в сборе, капитан Ахав [31] .

– Одно «g» вертикально вверх.

– Слушаюсь, сэр. (Интересно, сколько ответов заложила в нее Дити?)

– Не хочет ли кто-нибудь перекусить? – поинтересовалась Шельма. – Я хочу, я будущая мать.

Я неожиданно осознал, что с обеда у меня не было во рту ни крошки, если не считать кусочка яблочного пирога. Так что мы тут же принялись подъедать остатки ужина.

– Эт Марш?

– Сначала проглоти, потом говори, Шельма.

– Зебби, ты тиран. Это Марс, я спрашиваю? Вон там.

– Это Антарес. Марс вон, смотри где – градусов на тридцать левее. Примерно того же цвета, что Антарес, только ярче.

– Вижу. Джейкоб, дорогой, давай скатаем отдохнуть на Барсум!

– Хильда, милая. Марс непригоден для жизни. Марсианская экспедиция пользовалась скафандрами. У нас скафандров нет.

– А если бы и были, – вставил я, – в скафандрах не очень-то насладишься медовым месяцем.

– Была какая-то такая песенка, – сказала Хильда, – про «Скафандр на двоих». Все равно хочу на Барсум! Джейкоб, ты же говорил, что можно попасть куда угодно за од-но мгно-ве-ни-е.

– Можно.

– Ну, так поехали на Барсум.

Я решил атаковать ее с фланга.

– Хильда, мы не можем поехать на Барсум. Морс Каяк и Джон Картер не захватили с собой клинки.

– Ты уверен? – с невинным видом спросила Дити.

– Что ты хочешь сказать?

– Сэр, я получила приказ отобрать груз для свободных емкостей. Кто заглянет в длинную узкую полость под пультом управления, обнаружит там и меч, и саблю вместе с портупеями. Все обернуто в белье и носки, чтоб не звякало.

– Принцесса, – с достоинством сказал я, – я чувствовал себя не вправе сокрушаться об утрате своего меча, когда твой отец так стоически воспринял утрату дома, – но спасибо тебе от всей души.

– И от меня спасибо, Дити. Мне очень дорога эта сабля, хоть она и бесполезна.