— Молодец! Тебе бы у нас работать! — с жаром похвалил Григорий. — Мне за это дело могут и повышение дать, а может, и ордер на жилплощадь. Ты же знаешь, я все еще бездомный. Живу с семьей на съемной квартире…

— Рад помочь другу! — приязненно улыбнулся я, пряча смятение, охватившее вдруг мою душу. — И спасибо, Гриша, что берешься раскрутить махинации «Домостроя». А то я уже извелся, размышляя, как распорядиться этим материалом.

— У тебя, наверно, свой зуб имеется на эту фирму? — Гоцанов лукаво, но с пониманием улыбнулся.

— Ты прав, — кивнул я.

Довольные друг другом, мы выпили еще по рюмочке и разошлись. Ну что ж, похоже, у директора «Домостроя» скоро начнется веселая жизнь…

Почти полдня я добросовестно поработал на благо родной газеты. Управился со всеми текущими делами и даже кое-что подготовил наперед.

И только вечером, устало откинувшись на спинку стула, вдруг осознал то, что чувствовал неосознанно и на что изо всех сил старался не обращать внимания: нещадно, жестоко болит душа. Как же я мог так подло поступить?!

…А утром дома разразился скандал. На этот раз разбушевалась жена.

— У меня нет никакой личной жизни! Я не живу, а существую! — сыпала она упреки мне в лицо. — Ты то пьян, то неизвестно где шляешься! Скажи, что я вижу с тобой, кроме кухни и половой тряпки? Ничего! Ничегошеньки!

Я молча хлебал кофе. Присмиревшие дети, разбуженные воплями Ани, перешептывались в гостиной. А жена все донимала:

— Ты хоть спросил, как сын учится? Ты поинтересовался, как дела у дочери? Весь дом — стирка, уборка, стряпня — на моих плечах! А я еще и работаю. Я скоро с ног свалюсь!

Накричавшись вдоволь, Аня побежала на свой базар. Дети прилегли и, кажется, опять уснули. А я принялся готовить завтрак.

Позже, проснувшись и умывшись, дочь приступила к уборке квартиры. Сын, как всегда по выходным, засел у компьютера поиграть. Потом мы позавтракали, и я отправился в квартиру на Новокузнецкой. Мне хотелось немного побыть одному.

Посидев перед экраном телевизора, выпив несколько рюмок водки и пару чашек кофе, я вспомнил, что жизнь продолжается…

В десять утра позвонил в больницу. Мне сказали, что Маше стало немного лучше. Утром она попросила покушать, и ее напоили бульоном. Теперь спит.

К Насте звонить не стал. Решил поехать.

Вопреки ожиданиям, она оказалась дома и открыла почти сразу, как только я нажал на кнопку звонка.

— Можно войти? — спросил я, внутренне готовясь к долгому разговору. Настя молча посторонилась, пропуская меня в квартиру.

Разувшись в прихожей и уже сделав шаг в сторону кухни, я в нерешительности остановился: а может, лучше в гостиную? Там обстановка более располагающая к беседе. Но Настя, шлепая тапочками, пошла на кухню. Я последовал за ней.

— Цветы чуть не погибли, — не глядя на меня, обронила она. В голосе укора не было.

— Признаться, я редко их поливал, — сознался я, присаживаясь по привычке у стола.

Настя села напротив. Ненакрашенное ее лицо казалось бледным и уставшим.

— Почему ты так рано приехала? — я боялся взглянуть ей в глаза.

— Захотелось домой, — ответила она равнодушно.

— А где была все эти дни? Я нигде не смог тебя найти…

— Решала свои проблемы! — Настя скользнула по мне безразличным взглядом. Я почувствовал, как у меня от него по спине пробежали мураши.

В кухне повисла напряженная тишина.

Я поднялся со стула, прошелся туда-сюда по кухне: три шага к мойке, три шага обратно к столу.

— Может, хочешь выпить? — спросила Настя с неприкрытым сарказмом. — Там, в холодильнике осталось полбутылки коньяка. Того, что ты со своей подружкой не допил.

— Наливай! — мотнул я головой, чувствуя, что разговор будем трудным.

— Достань из холодильника, да и налей!

Я так и сделал. Достал бутылку, выдернул зубами пробку и выплеснул содержимое в чашку. Залпом выпил. Порция коньяка немного взбодрила. На душе потеплело, появился оптимизм.

— Нелепо получилось… — начал я, вздохнув. — Понимаешь…Сейчас все расскажу…

— Не нужно! Уволь! — резко оборвала меня Настя и хлопнула ладонью по столу.

— Так получилось, что… — попытался продолжить я.

— Не нужно! — повторила она, делая упор на каждом слоге.

Я опустился на стул и уставился в окно. Настя молча смотрела куда-то поверх моей головы. Посидев так с минуту, встала и подошла к подоконнику, где стояли два горшка — с геранью и ночной фиалкой.

— Да, — протянула Настя, — чуть не загнулись мои цветочки…