— Да я сейчас участкового! Да я милицию вызову! Тебя в один миг упрячут за оскорбление, за хулиганство! — огромный, тяжелый, он нависал надо мной, как скала.

Рывком сбросив его руку со своего плеча, я выплюнул ему в лицо:

— А ну, давай! Посмотрим, чем кончатся твои вызовы!

Директор подбежал к тумбочке. Схватил телефонную трубку и нервно затеребил диск.

— Сельсовет? Где Юрчишин? Пусть немедленно придет ко мне!

Потом, повернув ко мне потное лицо, злорадно прохрипел:

— Сейчас придет участковый. Ну, падла, ты у меня попляшешь!

Я улыбнулся. Мои губы, кажется, слегка дрожали.

— Ну и дурак же ты, Пал Палыч!

Я вернулся к столу, двумя пальцами, но крепко, взял ножницы — они торчали из пластмассового стаканчика для карандашей — и с размаху полоснул ими по ладони левой руки. Брызнула кровь, заливая бумаги на столе.

— Ну, вот, — спокойно изрек я. — Теперь скажу, что ты набросился на меня с ножницами.

Директор остолбенел. Стоял, широко разинув рот, и недоуменно смотрел.

— А… а… — попытался он что-то произнести.

Но я, не слушая, ледяным тоном продолжил:

— Как ты думаешь, Павлуша, районное начальство, узнав об этом инциденте, погладит тебя по головке? Ты только прикинь, как это звучит: к директору фирмы приехал журналист из областного центра, а тот, пьяный, возомнив себя удельным князьком, которому все позволено, набросился на него с ножницами. Вся пресса области поднимает жуткий вой. Думаю, на этот счет у тебя нет сомнений? В общем, дело пахнет керосином.

Глаза директора вылезали из орбит. На жирном лбу застыла сетка морщин — он соображал.

— Но… Ты тоже уже, наверное, причастился? — наконец выдавил директор, хватаясь за сердце.

— При чем здесь я? Я же не кидаюсь на людей с ножницами!

— Подожди! Послушай! — директор бросился к столу, начал суетливо сгребать окровавленные бумаги. Но кровь алела и на полу, и на приставном столике, и на оклеенной светлыми обоями стене — я ее нарочно туда смахнул.

— Я погорячился! Прости, ради Бога! — взгляд директора стал по-детски беспомощным. — Не нужно… Ну, понимаешь…

Я вздохнул и повернулся к нему боком, подставляя карман куртки:

— Помолчи! Достань лучше мои сигареты. Вот тут они. Сам не могу, лапсердак кровью испачкаю.

Директор, пыхтя, наклонился, извлек из моего кармана пачку «Монте Карло». Открыл и услужливо поднес.

— А что мы участковому скажем? — спросил я уже почти миролюбиво и, прикурив, смачно затянулся дымком. Моя злость проходила.

— Ну… Скажем, что пригласили его выпить с нами, — нашелся директор, с надеждой заглядывая мне в глаза. — А рану на руке я сейчас обработаю и перевяжу. У меня тут в столе аптечка…

Отправив Сергея Петровича в столовую агрофирмы обедать, куда директор перезвонил и распорядился на этот счет, мы начали собирать на стол. Диспетчер, она же секретарша, быстро смоталась в магазин и принесла все, что нужно.

Участковый, мужчина средних лет в тулупе и нечищеных сапогах, тоже пришел не с пустыми руками.

— Вот, у деда Степана Коляды конфисковал! — похвалился он и водрузил на стол бутылку. — Отменный самогон, скажу я вам, товарищи!

Часа через полтора директор уехал по делам в райцентр. А я, простившись на пороге офиса с изрядно закосевшим Юрчишиным, подошел к «Ладе». Сергей Петрович, покуривая, читал газету.

— Времени я потерял много, а информации для статьи почти нет, — сказал ему в открытое окно машины. — Ты тут покури, а я схожу на ферму, с бабами покалякаю.

— Так давай подвезу, — предложил Сергей.

Но мне хотелось прогуляться.

— Не нужно! — отмахнулся я. — Вон она, ферма, за речкой. Лед крепкий. Видишь, пацанята на коньках катаются?

— Ну, как хочешь! — Сергей Петрович поднял стекло и опять углубился в чтение газеты.

Свернув с улицы на тропинку, я не спеша побрел в сторону фермы. На замерзшей поверхности речки резвилась ватага ребятишек. Переступая с кочки на кочку по раскисшему берегу, я, наконец, ступил на лед. Сделал несколько шагов и остановился. Пряча от ветра огонь зажигалки, попытался прикурить сигарету. Не получалось.

Вдруг раздался отчаянный вопль. В тот же миг загалдели мальчишки, что-то выкрикивая. Я поднял голову — в полусотне метров от меня в воде барахтался ребенок. Инстинкт сработал молниеносно: я со всех ног бросился к попавшему в беду, бросив на ходу и зажигалку, и сигарету.

Когда к полынье оставалось не больше пяти шагов, лед сильно затрещал. Смахнув в сторону шапку, я упал на брюхо и пополз. Мальчик лет десяти в клетчатом пальтишке уже, видно, успел нахлебаться воды и не кричал, лишь протяжно постанывал. Своими покрасневшими ручонками он хватался за края разлома, но лед крошился. В широко выпученных глазах ребенка полыхал ужас. Я сделал резкий рывок вперед. Подо мной затрещало, лед прогнулся. Мальчик бросился ко мне, силясь протянуть руки как можно дальше, и… скрылся под водой. Медлить было нельзя. Я ринулся в ледяную пучину и успел ухватиться за воротник клетчатого пальто. В ту же секунду меня будто долбануло током, ноги и торс обожгла дикая боль. Не помню, как это получилось, но тело пацана оказалось зажатым между моей грудью и кромкой полыньи. Собрав силы, я вытолкнул его на лед. А сам с головой погрузился в воду. Выныривая, крепко ударился затылком.