И эта торговля характеризуется не только ранним временем, но и своей масштабностью: до середины IX в. основная группа кладов арабского серебра найдена на землях балтийских славян. Причем там обнаружены самые древние из них - конец VIII в., тогда как на Готланде и в Швеции эти клады датируются соответственно началом и серединой IX века. А из того факта, что начало дирхемной торговли относится к 50-м - 60-м гг. VIII в., следует, что долгое время эта торговля не затрагивала собственно шведов. Возникнув как чисто славянское явление, она лишь со временем втянула в свою орбиту какую-то часть скандинавов, преимущественно, как вытекает из показаний нумизматики, жителей островов Борнхольма и Готланда[118].

По мере втягивания шведов в балтийскую торговлю и, естественно, политические связи как с южнобалтийскими славянами (так, отцом Ингигерды, жены Ярослава Мудрого, был, сообщает Адам Бременский, шведский конунг Олав Шётконунг, а матерью Эстрид, дочь ободритского князя[119]), так и Русью, какая-то их часть появляется в ее землях. Причем время этого события довольно точно называют скандинавские саги, согласно которым шведы стали приходить на Русь лишь в конце X - начале XI вв., т. к. первый русский князь, который им известен, это Владимир Святославич. А то обстоятельство, что они не знают никого из его предшественников (Ольга фигурирует в сагах лишь по припоминаниям самих русских, а не как современница скандинавов, бывавших на Руси), имеет силу принципиально важного исторического факта[120].

О непричастности норманнов к русской истории IX - конца X вв. говорит и антропологический материал (Т.И.Алексеева, ведя речь о киевских погребениях с трупоположением X в., подчеркнула, что «оценка суммарной краниологической серии из Киева... показала разительное отличие древних киевлян от германцев»[121]), и языческий пантеон Владимира, созданный в 980 (или 978) г., т. е. тогда, когда, как уверяют сторонники норманства варягов, скандинавы «в социальных верхах численно преобладали». Сам же факт наличия в пантеоне неславянских богов (Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла, Мокоши) указывает «на широкий допуск: каждая этническая группа может молиться своим богам». Но при этом ни одному германскому или скандинавскому богу в нем места не нашлось, хотя «обычно главные боги, - правомерно подчеркивал А. Г. Кузьмин, - это боги победителей, преобладающего в политическом или культурном отношении племени»[122].

Мнение о выходе варягов из пределов Южной Балтики, где проживали славяне и ассимилированные ими народы, следовательно, мнение о южнобалтийских истоках русской государственности, подтверждает и сходство в политическом устройстве Южной Балтики и Северной Руси. Как заметил в 1876 г. И.А.Лебедев, «новгородская республика в малом виде без князя и посадника, управляемая боярами, - вот подобие лютицкого союза». В 1955 г. Я. П. Зинчук пришел к выводу, что южнобалтийские Волин, Штеттин, Колобрег, будучи крупными экономическими центрами, в XI в. превратились в феодальные республики[123].

В наше время А. Г. Кузьмин указывал, что у балтийских славян государственность сложилась в виде городов-полисов, сохранявших большую самостоятельность по отношению к княжеской власти. И прибывшие на Русь варяги привнесли сюда свой тип социально-политического устройства, «что-то вроде афинского полиса. Древнейшие города севера, включая Поволжье, управлялись примерно так же, как и города балтийских славян». Как подытоживал ученый, это в конечном счете тот же славянский тип, «основанный полностью на территориальном принципе, на вечевых традициях и совершенно не предусматривающий возможность централизации». Именно для этого типа характерна большая роль городов и торгово-ремесленного сословия, в связи с чем на Севере была создана полисная система. А высокий уровень материальной культуры и отлаженность общественного управления обеспечили преобладание переселенцев на обширных пространствах севера России, а также быструю ассимиляцию местного неславянского населения[124].

С переселением народов память о них не может полностью исчезнуть в местах их былого проживания. Выше говорилось, что следы пребывания англо-саксов на Ютландском полуострове сохранились в названии провинции Angeln земли Шлезвиг-Голштейн. Имени «русь», обращал внимание еще М.В.Ломоносов, «в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано»[125]. Этот факт признают, начиная с В.Томсена, и норманисты. Вместе с тем на южном и восточном берегах Балтийского моря существовало, согласно показаниям многочисленных иностранных и отечественных источников, несколько Русий: Любек с окрестностями, о. Рюген (Русия, Ругия, Рутения, Руйяна), район устья Немана, побережье Рижского залива (устье Западной Двины), западная часть Эстонии (Роталия-Руссия)[126].

Колонизационный поток с южного побережья Балтики на восток, вобравший в себя как славянские, так и неславянские народы (в частности, фризов), как собственно варягов, так и выходцев из балтийских Русий (отсюда, пояснял А. Г. Кузьмин, «двойное наименование переселенцев - варяги-русь»), двинулся под давлением Франкской империи в конце VIII в. (о первых попытках проникновения славян Южной Балтики в район Северо-Западной Руси говорит уникальная каменно-земляная крепость в устье Любши, в 2 км севернее Старой Ладоги, возведение которой археологи связывают с появлением здесь в конце VII - первой половине VIII вв. нового населения[127)].

Этот поток захватил собой Скандинавский полуостров (так, фельдбергская керамика известна в большом количестве вплоть до Средней Швеции, а в X в. она преобладала в Бирке[128]) и вовлек в свою орбиту какую-то ча;сть его жителей, что дополнительно объясняет неславянский налет на варяго-русских древностях. Вторая волна миграции южнобалтийских славян по Волго-Балтийскому пути датируется археологическим материалом серединой IX века[129]. Беря во внимание заключения специалистов, отметивших появление керамики южнобалтийского типа и южнобалтийских славян в ряде центров Северо-Западной Руси в X в.[130], надлежит вести речь еще о нескольких волнах их переселения на данную территорию. В целом, как констатировал в 2007 г. Академик В.Л. Янин, «наши пращуры» призвали Рюрика из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам»[131].