Внёс свою лепту в мозговой штурм и стармех. Проснувшись как-то поутру, он выглянул в окно своей каюты и обнаружил у борта очень даже хороших размеров полынью, образовавшуюся вследствие работы фекального насоса, периодически откачивающего содержимое цистерны сточных вод в окружающую среду. «Угу…» — глубокомысленно изрёк «дед» и вызвал четвёртого механика. Получив указания, четвёртый принялся за работу и протянул два шланга от обеих бортовых фекальных цистерн под корму. Нет, «дед» был реалистом и вовсе не собирался растопить Балленский массив дерьмом: он хотел только, чтобы винт не вмёрз в лед. Однако и эта ограниченная по замыслу операция потерпела крах: вскорости шланги просто замёрзли и приобрели твёрдость бетонной конструкции. Выколотить из них окаменелости органического происхождения не представлялось возможным, и шланги пришлось выбросить.

Не мог остаться в стороне и старший помощник капитана. Он скептически относился к изысканиям машинной команды и полагал решить дело одним махом — одним молодецким ударом. В качестве богатырской булавы был выбран якорь, который предполагалось сбросить на лёд с высоты якорного клюза и расколотить льдину, словно хрупкое стёклышко. Зрителей к часу «Х» собралось множество, боцман вышел к брашпилю, а старпом орал в мегафон, требуя соблюдения правил техники безопасности: «Все отошли на … подальше! А то сейчас осколки полетят, да в головы! А ну отошли все!». По команде боцман отдал стопор, якорь бухнулся вниз, чуть подпрыгнул и… остался лежать как ни в чём не бывало (когда позже пробурили лёд под носом, то выяснилось, что толщина его около трёх метров — с равным успехом на льдину можно было сбросить не якорь, а чашку с компотом). Обещанное шоу не состоялось, и разочарованные зрители разошлись по каютам.

Но тут вернувшиеся из ледовой разведки вертолётчики принесли несколько обнадёживающее известие: за кормой судна почти до кромки льдов появилась извилистая трещина. Появление её было обусловлено естественными причинами — начался сизигийный прилив (это когда Луна и Солнце находятся на одной линии, их притяжения складываются и максимально высоко поднимают водную гладь океанов Земли). От этого мощного вздоха лёд и потрескался.

Не теряя времени, следовало эту возможность использовать. Дело за малым — надо было развернуться на сто восемьдесят градусов, но как раз это-то легче сказать, чем сделать. Колотились двое суток, тараня неподатливые льды, и кое в чём преуспели. Но тут поперёк дороги встал упорный ропак, — ледяной клык — и процесс остановился. Стесать бы эту занозу взрывом, но вот незадача — взрывать-то и нечем! На борту «Сомова» не было ни подрывника, ни взрывчатки (как не было и настоящей полярной тёплой одежды на весь экипаж). Вероятно, перед отправкой судна в Антарктиду никому и в голову не пришло, что могучий флагман может быть пленён льдами (хотя четырьмя годами раньше уже была история ледового дрейфа «Оби» — в том же месте, у Ленинградской).

И тогда снова сказал своё веское слово «дед». Как известно, машинное масло имеет обыкновение взрываться при соединении его с чистым кислородом. Кислородные баллоны (для сварки) в машине имелись, а уж масло тем более. Загвоздка в том, как именно соединить ингредиенты взрывного устройства — запросто можно остаться без головы. Судили-рядили и придумали: баллон с кислородом вкопали под зловредным ропаком и пристроили над чуть приоткрытым вентилем кружку с маслом. Теперь оставалось с безопасной дистанции дёрнуть за верёвочку — дверь и откроется.

Однако Балленский массив имел на этот счёт своё собственное мнение. Задула пурга, зашевелился лёд, глыбы его заскрежетали по бортам, громоздясь одна на друга. В образовавшейся толчее самодельную адскую машину унесло неведомо куда, так и не дав опробовать её в действии.

В экстремальных ситуациях скорость и эффективность мышления заметно возрастают. Связались с «Пенжиной» (к всеобщей радости, там подрывник со всеми необходимыми снадобьями имелся) и отправили туда вертолёт. Тропка была уже нахоженной — вот-вот собирались начать эвакуацию на «Пенжину» пассажиров и почти всего экипажа «Сомова».

Вертолёт вернулся достаточно быстро, и встречал кудесника чуть ли не весь экипаж. Но тут вновь вышел казус: воодушевляясь перед предстоящим подвигом, подрывник несколько переусердствовал с допингом, и доверять ему сейчас что-то взрывоопаснее стакана со спиртом было бы опрометчиво. Маг взрывчатых веществ рвался в бой, обещая подорвать в считанные минуты всю Антарктиду, но старпом решительно изъял у спасателя коробку с детонаторами и отправил небесного пришельца спать.

К чести подрывника, он сумел вернуть утраченную боеспособность всего через несколько часов. Ночную темень разорвал мощный взрыв, поднявший высокий столб воды и льда, и долго ещё по палубам и по надстройке шелестели падающие сверху ледяные ошмётки-осколки.

Врубили все четыре дизель-генератора на полную мощность — шутки в сторону. «Сомов» содрогался всем корпусом, скрипел, стонал и жаловался, но лез и лез вперёд, выигрывая метр за метром, словно проникаясь чаяниями своего населения. Разворачивались носом к трещине (её, слава богу, пока не затянуло) полтора суток, и, наконец, «Сомов» просунул в узкую щель свой крепкий нос. Потом змеёй ползли по трещинам и разводьям ещё двое суток, а потом ещё больше суток лавировали среди норовящих вновь сомкнуться плавающих льдов — к счастью, уже куда более разреженных, чем в холодном чреве Балленского массива.

Встретились с верной «Пенжиной», побратались, выпили — но по сокращённой программе. «Сомов» потерял почти два месяца во льдах, а дел оставалось ещё очень много. И вились в ночи над мачтами встретившихся наконец двух судов зелёные ленты южного полярного сияния, словно вручённые цветы или праздничный фейерверк.

На следующее после «аборта» (то есть швартовки борт к борту в открытом море) с «Пенжиной» утро «Михаил Сомов» уже раскачивался на серо-свинцовых волнах неистовых пятидесятых — океан здесь спокойным практически не бывает никогда.