– Молодцы нам ни к чему, пан полковник, – ответил Заглоба. – Мы же среди своих и по своему краю поедем, а ежели, не приведи Господь, недобрая случится встреча – большая ватага помеха только, а вот резвые скакуны очень бы пригодились.

– Я вам таких дам – бахматам ханским не угнаться.

Тут опять встрял Редзян, дабы не упустить случай:

– А г р о ш е й м а л о н а м д а в о т а м а н, б о с а м н е м а в, а за Брацлавом мерка овса – талер.

– Ходи со мной в кладовую, – сказал Бурляй.

Редзяну не пришлось повторять дважды: он исчез вместе со старым полковником за дверью, а когда вскоре появился снова, толстощекая его физиономия сияла, а синий жупан на животе был слегка оттопырен.

– Ну, езжайте с Богом, – промолвил старый казак, – а заберете девку, заверните ко мне, погляжу и я на Богунову зазнобу.

– И не проси, пан полковник, – смело ответил Редзян, – ляшка эта страх как пуглива и раз уже себя ножом пырнула. Боязно нам, как бы ей чего худого не сталось. Пусть уж атаман сам с нею управляется.

– И управится!.. При нем сразу пугаться забудет. Ляшка – б i л о р у ч к а! Казаком гнушается! – проворчал Бурляй. – Езжайте с богом! Теперь уже недалече!

От Ямполя до Валадынки и правда недалеко было, но дорога рыцарям нашим предстояла нелегкая – не дорога даже, а сплошь бездорожье: места тамошние в те времена были еще пустыней, редко где застроенной и заселенной. От Ямполя друзья взяли несколько на запад, отдаляясь от Днестра, чтобы затем спуститься к Рашкову по Валадынке: только таким путем можно было добраться до яра. Уже занимался рассвет – пир у Бурляя затянулся до поздней ночи, – и Заглоба рассчитывал, что до захода солнца им не найти яра, а это ему как раз на руку было: он не хотел освобождать Елену на ночь глядя. Ехали, рассуждая о том, как им до сих пор везло всю дорогу. Заглоба, вспомнив пир, который закатил Бурляй, заметил:

– Подумать только, до чего крепко казацкое братство – во всяком деле горой стоят друг за друга! О черни я не говорю – этих казаки сами презирают. Поможет им сатана нашу власть скинуть, простой люд еще пуще от них наплачется. За своих же в огонь и воду пойдут, не то что наш брат шляхтич.

– Ой, нет, сударь мой, – отвечал на это Редзян. – Я долго среди них жил, видел, как они меж собой хуже волков грызутся, а не стань Хмельницкого, который их если не силой, то хитростью в узде держит, мигом пожрут друг дружку. Бурляй, правда, прочим не чета – великий это воин, сам Хмельницкий его чтит.

– Да ты небось превозносишь его за то, что он обобрать себя позволил. Эх, Редзян, Редзян! Не умереть тебе своею смертью!

– Это уж, сударь мой, смотря что мне написано на роду! Чай, врага провести – и похвально, и Богу угодно!

– Я ж тебя не за то корю, а за твою алчность. Холопское это свойство, недостойное шляхтича; не миновать тебе наказанья.

– А я, когда случится подзаработать, не поскуплюсь в костеле свечку поставить – пускай и от меня будет корысть Господу Богу, а там, глядишь, и на будущее получу благословенье, а отцу с матерью помогать – разве ж это греховное дело?

– Ох, хитер, шельма! – воскликнул, обращаясь к Володыёвскому, Заглоба. – Я почитал, вместе со мной и фортели мои погребены будут, но, вижу, проныра этот меня заткнет за пояс. Подумать только: благодаря хитроумию какого-то мальчишки мы нашу княжну у Богуна увезем из-под носа с его же соизволенья, да еще на Бурляевых лошадях! Ты когда-нибудь что-либо подобное видел? А поглядеть, так и ломаного гроша не стоит.

Редзян ухмыльнулся довольно и ответил:

– Ох, сударь мой, разве нам от этого хуже?

– Ты мне по душе, малый, кабы не жадность твоя, я бы тебя взял в услуженье, а за то, что пьянчугой меня назвал, так уж и быть, прощаю – больно ловко ты провел старого атамана.

– Не я вашу милость так назвал, а Богун.

– Господь его за это и покарал, – ответил Заглоба.

За такими разговорами прошло утро, а когда солнце высоко поднялось на небесный свод, охота шутить сама собою пропала – через несколько часов должна была показаться Валадынка. После долгих странствий путники наконец приблизились к цели, но тревога, неизбежная в подобных обстоятельствах, закралась им в душу. Жива ли еще Елена? А если жива, то отыщут ли они ее в яре? Горпына могла увезти девушку либо в последнюю минуту спрятать в каком-нибудь глухом углу, а то и умертвить даже. Преграды не были еще преодолены, опасности не миновали. У них, правда, имелось все необходимое для того, чтобы Горпына признала их посланцами Богуна, исполняющими его волю, – ну а вдруг ее и впрямь предостережет нечистая сила? Этого более всего опасался Редзян, да и Заглоба, хоть и мнил себя знатоком черной магии, испытывал некоторое беспокойство. Ежели оно так случится, как бы не застать яр опустевшим либо – что еще хуже – не наткнуться на укрытых в засаде рашковских казаков. Вот и стучали сердца тревожно, а когда наконец, спустя несколько часов, путники увидали с высокого обрыва сверкающую вдалеке ленту реки, пухлая физиономия Редзяна заметно побледнела.

– Валадынка! – сказал он, понизив голос.

– Уже? – так же тихо спросил Заглоба. – Как мы близко!..

– Господи, сохрани наши души! – пробормотал Редзян. – Скажите-ка, сударь мой, поскорей заклятье, а то страх как жутко.

– Глупости это все! Осеним крестом ущелье да реку – лучше всякого заклятья поможет.

Володыёвский молчал; с виду он был спокоен, только осмотрел тщательно пистолеты и подсыпал свежего пороху на полки да проверил, легко ли выходит из ножен сабля.

– И у меня освященная пуля есть – в этом вот пистолете, – сказал Редзян. – Вперед, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!