Когда солнце зашло, они вернулись на веранду и, как в тот далекий вечер, остались посидеть до наступления полной темноты. Только тогда Марыня сидела поодаль, а сейчас притулилась к мужу.

— Нам будет тут хорошо, правда, Стах? — сказала она.

— Дорогая! Любимая моя! — повторял он, обнимая ее и крепко прижимая к сердцу.

Над окутанными туманом ольхами показалась румяная луна, и лягушки, угадав, наверно, что вернулась та девушка, которая так часто гуляла по берегу пруда, хором завели, нарушая вечернюю тишину:

— Рады! Рады! Рады!..

И потекла новая жизнь, не чуждая забот, но несущая больше меда, чем полыни.

Автор вкусил от этого меда — уже в своем воображении.

ПРИМЕЧАНИЯ

Замысел романа «Семья Поланецких» относится к декабрю 1892 г., когда Сенкевич задумал поехать в Одессу по приглашению родителей своей невесты Марии Володкович. Договор на новый роман писатель заключил с журналом «Библиотека варшавска». «Это имеет ту добрую сторону,— комментирует этот факт Сенкевич в одном из писем Ядвиге Янчевской,— что я вынужден буду роман написать, но и плохую сторону тоже. Боже мой, когда же я буду свободен от каторги?»

Роман создавался в трудное для писателя время: быстрый разрыв с женой, за которым последовало дело о разводе. «Так устал, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой,— пишет он после окончания романа Я. Янчевской. — Это как-никак 16 месяцев труда, и ты знаешь в каких условиях... обстоятельства были на редкость неблагоприятны для писания».

Работу над романом Сенкевич, любивший путешествовать, совмещал с частыми переездами. Роман писался в Кракове, Варшаве, под Генуей, в Кальтенлейтгебене (австрийский курорт), в Закопане, в Венеции, Риме, Неаполе, снова в Кальтенлейтгебене, еще раз в Закопане, наконец, под Парижем, где Сенкевич и закончил его 22 октября 1894 г.

Печатался роман в журнале «Библиотека варшавска» с 24 июля 1893 г. по 12 декабря 1894 г. и одновременно в варшавской «Газете польской», отдельной книгой вышел в Варшаве в 1895 г.

О замысле и идее романа Сенкевич писал журналисту и литературному критику Дионизию Хенкелю 9 апреля 1894 г.: «Я хочу снизить температуру супружеских отношений Поланецких. таким образом, чтобы Марыня дошла до грустного примирения со всем и пребывала в меланхолии, он же пришел к пониманию того, что в его жизни произошла какая-то ошибка, чего-то он не учел и что ему для полного душевного равновесия чего-то не хватает. Это будет наказанием за легкомысленное отношение к любви, наказанием, длящимся до тех пор, пока божье милосердие не снимет у него бельма с глаз и не изменит его души так, чтобы он почувствовал, что любовь должна складываться не только из страсти, по и уважения. Это наступит в Кшемепе с возвращением Поланецкого к земле». Немного позже, 26 мая он пишет: «В следующих главах я покажу, что панна Кастелли будет не соответствовать пану Завидовскому, пани Ооновская — пану Ооновскому, пани Машко — пану Машко. Тогда Поланецкий увидит разницу между ними и Марыней и влюбится в жену по уши... и осядет на земле в Кшемене... Впрочем, у меня есть своп «психологический тезис»: когда у человека «все хорошо» и он перестает внутренне работать над собой, он ломает себе шею при первом случае. Внутренняя работа над собой — ото жизнь».

Одна из сюжетных линий «Семьи Поланецких» — любовь поэта Завидовского к Линете Кастелли — связана в какой-то степени с историей неудачно!! женитьбы Сенкевича. Работая в январе 1895 г. над корректурой отдельного издания, Сенкевич стремился убрать все, что могли бы счесть намеком на историю его отношений с Володковичами — семейством бывшей его жены.

В одном из писем Сенкевич так отзывается о романе: «Главное, что меня теперь утешает, это сознание, что книга есть литературное свершение, общественное свершение».

Вокруг «Семьи Поланецких» развернулась дискуссия. Роман нашел горячих поклонников и яростных противников. Так, публицист и литературный критик Юзеф Токажевич (1841—1919) отмечал: «Велика и повсеместна была радость, когда появились первые главы «Поланецких»,— кик-га оправдала чаяния и надежды...»

В петербургской польской газете «Край» представитель либерально-буржуазных кругов Влодзимеж Снасович (известный юрист, критик и публицист) писал в 1895 г.: «Станислав Поланецкии — это тип новый, не имеющий ничего общего с эпигонами романтизма и байронизма, с такими декадентами, как Плошовский и Букацкий, причем это фигура благородная — истинный мужчина с Широким лицом, здоровыми зубами, энергичным обликом и живыми глазами, вследствие закона природы он куда более походит на своих прадедов, нежели на предшественников. Не постыдились бы признать Поланецкого своим Скшетуский, Володыёвский и другие рыцари, прославившееся в боях с казаками и шведами». А известный критик Вильгельм Фельдман с удивлением спрашивал: «Есть ли в романе хоть какой-нибудь след того, что Станислав Поланецкии читал «Огнем и мечом»?»

Петр Хмелевский — критик прогрессивной ориентации в статье «Ирония жизни в последнем романе Г. Сенкевича» (1.895) написал: «Сенкевич: рисует Поланецкого как дельца, но совершенно не показывает его как гражданина... Мы не видим, чтобы он хоть что-нибудь сделал для пользы общества... он получился заурядным накопителем, не чувствительным к волнениям общества».

«Коль скоро автор выдвигает своего героя на роль образца для подражания,— заявляет Игнаций Матушевский, видный критик эпохи «Молодой Польши»,— общественная критика вступает в свои права и протестует. Она протестует, ибо программа, которую представляет герой, слишком узка и ограниченна. Увеличить свое состояние путем удачных спекуляций, жениться, изменить жене, искренне об этом пожалеть, снова стать внимательным и любящим мужем, сделать приятное любимой женщине — спасти ее земельную собственность и осесть на ней, чтобы работать на земле,— этим можно заполнить жизнь заурядного человека, однако в жизни общества значит не так мною».

Станислав Бжозовский в работе 1906 г. назвал «Семью Поланецких» «романом польской буржуазии и польского филистерства». В монографии современного польского критика А. Ставара о Сенкевиче (1960) утверждается: «в «Семье Поланецких» верно схвачено определенное общественное явление, о чем свидетельствует и распространение термина «поланецщина», который не менее популярен, чем, скажем, в свое время «обломовщина» в России по роману Гончарова или «дульщина» в Польше по пьесе «Пани Дульская» Г. Запольской. В литературе такое создание устойчивого типа встречается не так уж часто».