Телевизионная передача в 1995 году должна была побудить участников зада-вать важные вопросы о том, что происходило за кулисами войны: Как мог бы он объяснить, что в декабре 1942 года, через месяц после его собственного аре-ста, Гестапо-Мюллер послал Гиммлеру и Гитлеру «окончательный доклад», в котором уверял, что «Красный оркестр» «абсолютно разгромлен»? Это значит, что к этой дате, и уж тем более в течение 1943 года, такое большое количество секретов, проверенных Москвой, никогда не могло бы поступать одновременно из Голландии, из Бельгии и из Франции. Или же существовали еще другие сети «Красного оркестра», но какие? Или же Гестапо-Мюллер нагло хвастался. У «Кента» должны были быть свои мысли относительно этой темы, так как он воз-вратился в СССР в обществе офицера, которого назначил Мюллер для ведения его дела. Отсюда другой вопрос: Как объяснил бы «Кент» весьма важный доку-мент, опубликованный на странице 8 французского издания своей книги? Мы воспроизводим его ниже, таким как он есть. В нем раскрываются условия, в которых так называемый немецкий надзиратель и «куратор» сопровождал «Кен-та» до Москвы.

Начальник полиции безопасности и СД

Группенфюрер СС

Берлин, 1 февраля 1944 г.

IV A-B Nr. 180/43 g R s

Советнику уголовной полиции Паннвицу, начальнику отдела полиции безопас-ности СД

Париж

В продолжение нашей личной беседы 28 января 1944 года в Берлине по поводу дела «Кента», я сообщаю вам следующее:

Само собой разумеется, что я расцениваю своим долгом защиту «Кента» после выполнения им задач, которые на него были возложены.

Первое мероприятие, которое я намереваюсь предпринять, будет состоять в том, чтобы перевезти его на территорию Рейха. Я думаю о том, чтобы устроить также переезд его жены и ребенка. Большие возможности, которыми Рейх смо-жет располагать после окончания войны, позволят удобно устроить «Кента». Я предусматриваю, кроме того, вознаграждение, если его работа будет хорошо выполнена. Никоим образом он не должен беспокоиться о том, что полиция без-опасности проявит в отношении него скупость.

Хайль Гитлер!

Подпись: Группенфюрер СС Мюллер

Таким образом, 1 февраля 1944 года Мюллер уже рассматривал «большие воз-можности», которые, по его мнению, открылись бы в Германии после окончания войны. Но откуда эта уверенность? Как осмелился он написать это одному из своих подчиненных, если война закончилась только пятнадцатью месяцами позже?

Как и ожидалось, на Гуревича набросились с вопросами по поводу Мюллера, который после его ареста взял расследование в свои руки и лично занимался Леопольдом Треппером, интернированным в особняке в Нёйи, до его побега, который давал повод для раздумий… Но всякий раз, как только «Кент» снова брался за нить анализа своей книги по этому поводу, его собеседники прерыва-ли его. Они кричали. Они пользовались тем, что он недостаточно хорошо знал французский язык, испытывал нехватку словарного запаса и говорил в неуверенной манере.

Если вы снова просмотрите эту передачу, вы увидите, как маленький человек все больше и больше горбится в своем кресле, ошеломленно переживая в Париже тот же процесс, которому он подвергся в Москве полвека назад. Что бы там ни было, но подписанный Мюллером документ, единственный в своем роде, опубликованный на странице 8 его книги, не вызвал никаких комментариев.

Несколько исследователей из числа моих друзей, которые приняли участие в поисках материалов для этой книги, не нашли ничего, ни в Бонне, ни в Людвиг-сбурге, ни в Вашингтоне, Форт-Миде или Лондоне, кроме нескольких жалких карточек с описанием внешности Мюллера. И в США тоже лишь несколько лист-ков, зачерненных цензурой, как будто до сих пор необходимо защищать неко-торые аспекты жизни шефа Гестапо.

Оставались признания Вагнера и документ «Кента». И терпеливое восстановление всех этапов карьеры Мюллера и теневых сторон его частной жизни с помо-щью встреч и, в конечном счете, из добытых документов о деятельности этого человека.

Терпение и настойчивость оправдались, так же как многозначительные увертки многих из его близких.

Потребовались большая настойчивость и иногда разные хитроумные приемы, чтобы в середине 1990-х годов, спустя пятьдесят лет после исчезновения Ген-риха Мюллера, получить сведения об его прошлом. Между тем там и тут попа-дались любопытные документы, вроде донесения 1961 года некоего комиссара западногерманской службы безопасности о той или иной любовнице Мюллера. По крайней мере, благодаря этому этот человек приобретал человеческие черты. Я даже обнаружил, благодаря коллегам со шведского телевидения, которые пришли ко мне ради интервью о «деле Бормана», что у Мюллера в 1944 году была девушка-норвежка, по имени Пегги. Мне удалось достаточно долго рас-спросить ее во время нашей встречи в отеле «Софитель» в Страсбурге. Она бы-ла там в обществе своего сына приблизительно четырнадцати лет, сдержанная, обеспокоенная тем, что вдруг кто-то заинтересовался ее жизнью. Она принесла несколько фотографий, менее убедительных, чем ее воспоминания.

В тот момент — ей было девятнадцать лет — она тоже не знала, что человека, с которым ее познакомили люди из ее окружения, германофилы, звали Мюллером, и только на следующий год узнала, что он был шефом Гестапо. Она ничего не знала об его заданиях на юге Норвегии.

Именно начиная с карточки со сведениями, предназначенными для получения социальной помощи в мэрии Мюнхена, которую в 1958 году заполнила Софи, законная супруга Мюллера, стало возможным восстановление карьеры Мюллле-ра с точными датами.

Как бы поздно он ни примкнул к НСДАП, национально-социалистической пар-тии, а именно в 1938 году, его номер в СС был 107 043, что уже отличало его от другого Генриха Мюллера, родившегося 7 июня 1896 года, номер которого был 290 936. Гестапо-Мюллер родился 28 апреля 1900 года в Мюнхене в семье че-ловека рабочего происхождения, который своим трудом поднялся до более вы-сокого положения, до уровня государственных чиновников Баварии.

Его отец служил в жандармерии и мечтал увидеть, как его сын станет учителем или руководящим чиновником в администрации. Но в возрасте пятнадцати лет молодой Генрих хотел любой ценой участвовать в войне или, если не получит-ся, пойти в полицию сразу по достижении подходящего возраста. Он был упо-рен и воспользовался школьными знакомствами, чтобы попасть в мастерские фирмы БМВ, которая обучала механиков и учеников-монтажников, специализи-ровавшихся на новых двигателях боевых самолетов. Мюллер был способным. Его начальники все больше хвалили его за аккуратность и внимательность. Как только ему исполнилось семнадцать лет, они разрешили ему пройти курсы пи-лотов, и вскоре он сам начал испытывать последние модели самолетов.

В 1918 году он принял участие в последних боях немецких эскадрилий, и был награжден за мужество и летное мастерство. После этого наступил застой. Вей-мар, авиации больше не было, безработица. К счастью, отставные военные ча-сто помогали друг другу. Мюллер нашел доброжелателей в мюнхенской поли-ции. Революция у дверей Германии и особенно Баварии благоприятствовала набору на службу людей для поддержания порядка.

Конечно, Генрих начинает свою службу с маленьких должностей. Он работает в канцелярии суда и в архивах, но за три года, с 1920 по 1923, он поднимается так, что становится инспектором. Он читал, отмечал, записывал, запоминал в первую очередь все о методах вербовки и агитации коммунистического аппара-та. У него прекрасная память, особенно на лица. Скоро он приобретет в своей среде репутацию ходячей картотеки. Подробные расследования увлекают его. Его амбиции состоят в том, чтобы стать настоящим полицейским, а не «шпиком-ищейкой».