В книгу вошли лучшие рассказы, повести, главы из романов осетинских писателей в переводе на русский язык.
Сергей Марзойты
ВНИМАЯ ГОЛОСУ ВРЕМЕНИ
Начало всех начал осетинской литературы — «Ирон фандыр» Коста Хетагурова и современникам поэта, и потомкам представляется энциклопедией жизни горской бедноты в былом. Именно энциклопедичность позволила книге стать краеугольным камнем национального словесного искусства, его блистательным зачином и недосягаемой вершиной.
Это цельный слиток социальных проблем, эпохальных устремлений, человеческих страстей, а не мертвый отблеск обремененных бурей десятилетий, в которые жил, творил, боролся великий трибун.
Каждое произведение — поэтическая жемчужина, плод горестных раздумий над страданиями людей, поиск путей к свободе и счастью, неукротимая вера в грядущее.
Бурная творческая деятельность Коста Хетагурова стимулировала зарождение и формирование в осетинской литературе жанров прозы и драматургии, и уже на рубеже двух веков в «краю беспросветной нужды» читателям и зрителям были известны и очерк, и рассказ, и пьеса. В них были запечатлены и специфический колорит патриархального быта, и экзотика природы горной страны, и — что наиболее существенно — глубокие противоречия общественного уклада.
Проза Сека Гадиева трагедийна и героична в высшей степени. Она насыщена исторической правдой, социальными коллизиями, жаждой воли и духовного раскрепощения обитателей горных теснин. Поэтика, стилистика и краски устного народного творчества органически вплетаются в художественную ткань его повествований.
В рассказах Арсена Коцоева и других приверженцев традиций классической новеллистики отчетливо проступают черты времени и характера обездоленного горца, ищущего правды и справедливости, стремящегося избавиться от пут обветшалых нравственных канонов и затхлых верований.
Речь идет не о попытках писателей «внедрить» в молодую литературу тот или иной жанр, а о создании ими произведений изысканного мастерства и идейной зрелости, остротой и значимостью проблематики, безупречностью формы обозначивших пути развития прозы в дальнейшем.
И все же правомерно говорить о процессе становления новой осетинской прозы в советское время. Эпос в своей полифоничности и широкоохватности утверждается вместе с эпохой революционного обновления общества.
Первые повести и романы на осетинском языке появляются в начале тридцатых годов. Подлинная история человечества начинается с Октября семнадцатого года, и писатели направляют свои усилия на создание художественной панорамы возрожденной родины. Этим объясняется их стойкий интерес к событиям кануна революции, самой революции и гражданской войны.
В результате добрая половина книг прозаиков оказалась тематически связанной с недавним прошлым, что не разрушало единства литературного процесса, пафосом утверждения обращенного к современности.
Ведь именно в те годы, по горячим следам, написан целый ряд произведений, в которых явления общественного бытия осмысливаются как проявление сущности классовой борьбы (повести Цомака Гадиева «Честь предков», Арсена Коцоева «Джанаспи», роман Дабе Мамсурова «Тяжелая операция»).
«Шум бури», «Разбитая цепь», «Поэма о героях», «Надежда», «Навстречу жизни»… Названия романов Коста Фарниона, Барона Боциева, Дабе Мамсурова, Тазе Бесаева, Езетхан Уруймаговой красноречиво говорят о творческих замыслах писателей, об их понимании действительности и призвания человека.
Да, их герои — люди революционного склада души, они разбивают цепи векового рабства и, полные веры и надежды, смело идут сквозь бури навстречу перестраиваемой жизни.
Им по плечу подвиги, испытания лишь закаляют их волю и сердца. Гордые, вольнолюбивые, они до поры до времени бывают бескрылы, не находят заветной цели. Стряхивая очарование стихийной абреческой удали и порывов к свободе, дети гор постепенно постигают революционный смысл происходящего вокруг них.
И фарниевский изгой Царай Сырхаев, и мамсуровский бунтарь Гаппо Борзов, и уруймаговский «временнопроживающий» Темур Савкуев поначалу по зову чувств мгновенно реагируют на притеснения и поборы, оставаясь во власти вспышек гнева и протеста, но потом самозабвенно отдаются сознательной борьбе за народное дело. И боциевский мечтатель Цалык наверняка осенен знаменем своего времени.
С годами эмоциональная импульсивность этих недюжинных натур сменяется осознанной целеустремленностью борцов с кремнистым характером. В их стремительном духовном выпрямлении и росте явственно ощущается логика социальных потрясений.