Буссов, напротив, утверждает, что заговорщики «совратили и соблазнили всех девиц. Один князь приказывал отвести к себе домой одну, другой — другую, так обращались они с дочерьми польских вельмож». Марина сумела избежать общей участи, спрятавшись под юбку гофмейстерины [78] — высокой, толстой и старой матроны. На вопрос, где царица, она ответила, что сама проводила ее к отцу. Московиты обругали её непотребно, но не тронули. Рассказ Буссова чрезвычайно нравится беллетристам, но доверия не внушает. О чудесном спасении Марины под юбкой гофмейстерины нет в записках других свидетелей переворота. Скорее всего, Буссов, ненавидя Шуйского, намеренно сгустил краски. Сомнительна и описанная им жалостная сцена ограбления Марины:

«Она отдала им не только свои платья и украшения, драгоценные камни и всё, что у неё было, но даже сняла с себя платье, оставив на себе только спальный халат, и попросила, чтобы они все это взяли, а её с миром отпустили к отцу, она оплатит также и все, что она проела со своими людьми. Русские ответили, что они говорят не о том, что она проела, а о том, чтобы она вернула 40000 и 15000 рублей деньгами, которые вор послал ей вместе с другими ценными вещами и украшениями, и только после этого, а не иначе, ей разрешат уйти к отцу».

У Рожнятовского изъятие ценностей выглядит проще: по приказу бояр «все вещи — и царицы, и женщин спрятали в кладовые за печатями». В тот же день, с позволения бояр, Марину навестил отец. При встрече она сразу заявила: «Я хотела бы, чтобы мне лучше отдали моего негритёнка, чем все мои драгоценности, а ведь у меня их было так много!» Отсюда Скрынников заключает, что она скорбела о негритёнке больше, чем о муже. На подворье к отцу Марину отпустили через неделю. Потом ей прислали пустые сундуки, шкатулки и несколько платьев, «а драгоценности, наряды, жемчуг и все другие вещи, лошадей и повозки задержали». Рожнятовский ничего не пишет о выкупе Мнишком дочери за 80 тыс. талеров, о чем повествует Буссов.

Июнь прошел в допросах Мнишка боярами о его роли в воцарении самозванца. Пан воевода — хитрый лис, представлял себя и дочь жертвами обмана и всячески преуменьшал свою роль в организации похода самозванца. В конце июня пошли слухи, что «Дмитрий» спасся, но никто в окружении Мнишка этому не верил. В августе 1606 г. воевода, его дети — Марина и Станислав, брат Ян и племянник Павел, свита и слуги — всего 375 человек, были отправлены в Ярославль. Полякам сохранили личное оружие, но их охраняло 300 стрельцов.

Ссылка. В Ярославле пленным выделили четыре двора: один занял воевода со свитой, другой — Марина с женщинами, третий и четвертый — брат и сын воеводы. Содержание шло от казны нескудное: сверх говядины, баранины, рыбы давали пиво и вино. Местные власти пытались отобрать у поляков оружие, но те отвечали, что живыми его не сдадут. Ежи Мнишек превратился в Юрия Николаевича, русского боярина, — усвоил степенные манеры, отрастил бороду, держался достойно. Главной его задачей было удержать от бунта молодых шляхтичей. Жили слухами о войне Шуйского с войсками как бы и не погибшего Дмитрия. Прошёл год. За это время в Марине произошли глубокие перемены. Из послушного отцу ребенка она превратилась во взрослую женщину, много думавшую о выпавшей на её долю судьбе. Только сейчас она оценила, на какую высоту её вознес Господь.

Как Марина позже призналась Буссову, она поняла, что Господь наказал её за надменность: « Он её, всего только дочь воеводы, возвысил до такого брака и удостоил стать царицей в столь могущественной монархии». Они же, с покойным супругом, «слишком возгордились своим саном и тем тяжко согрешили против Господа Бога», за что на них и обрушилась страшная кара, и теперь она «дала обет никогда больше не проявлять высокомерия». Но кроме высокомерия существует честолюбие, и оно не только не угасло в Марине, но развилось в неимоверной степени — теперь она была готова на любые жертвы, чтобы вновь стать царицей.

«Воссоединение» с новым «Дмитрием». В мае 1608 г. воеводу и Марину потребовали в Москву, где шли переговоры с поляками о перемирии. Договор о перемирии был подписан 15 (25) июля 1608 г. Но договору все задержанные поляки могли вернуться домой. Марине возвращали свадебные подарки и драгоценности, а воеводе — его вещи... что удалось сыскать. Но Марина должна была отказаться от титула русской царицы и обещала на него не претендовать. Мнишки выехали из Москвы вместе с послами в начале августа 1608 г. Их сопровождал отряд смоленских дворян. Посольский обоз уже приближался к границе, когда из Тушино за ними послали погоню (Мнишек известил «зятя» о маршруте). За этой погоней стояла непростая интрига, о чем откровенно пишет один из тушинцев, ротмистр Николай Мархоцкий:

«Мы решили послать погоню и привезти их в наш обоз. Сделали мы это не потому, что в том нуждались, а больше для вида: надо было показать москвитянам, что наш царь настоящий и поэтому хлопочет о соединении со своей супругой. За ними отправился со своим полком Валявский, но зная, что их возвращение принесет нам только лишние хлопоты, нарочно не догнал. Затем, уже не рассчитывая их настичь, мы снарядили папа Зборовского. А он, не зная в чём дело, так как прибыл недавно, решил оказать царю услугу. Двигаясь со своим полком очень быстро, он догнал их в пятидесяти милях от столицы, под Белой».