— Макс! — воззвал Семен требовательно. — О чем задумался?

— О статуе в саду, которую видела Надя без четверти одиннадцать.

— О таком вздоре и говорить не стоит!

— Стоит! — заговорил Иван Петрович. — Ты полагаешь, Вера очнулась и ушла?

— Голая? — Семен рассмеялся иронически.

— Вот что видела Надя: невысокая фигура в белом в кустах, крылья над плечами, лицо как будто из гипса — на него падал свет из окон мастерской.

— Значит, твоей соседке надо показать фотографию Веры, — подсказал Иван Петрович. — Узнает ли она лицо.

— У меня, кажется, нет… завтра же попрошу у подружки. Но… вряд ли. Вон Семам говорит, она сильно загорелая, к тому же раздета…

С улицы раздался протяжный автомобильный гудок.

— Какого черта?.. — пробормотал Семен и поспешно вышел.

Доктор продолжал:

— Надя не подошла к ней?

— Да ведь кошмар, ведь статуя качнула головою.

— Ну, сцена из «Каменного гостя»!

— Надюша кинулась в дом. там лежал мой труп… и все разбито. Даже посмертные маски отца и матери уничтожены.

— Посмертные маски? — переспросил Иван Петрович задумчиво. — Может, у тебя еще какие были?

— Мой профессор говорил о двух, что висели в простенке между окнами на северной стороне. Впрочем, я уточню у него.

— Страшно снимать маски с мертвых родителей?

— Я не помню. Наверное, страшно.

Сема вернулся, доложил:

— Машину переставил. «Камаз» какой-то прет…

В наступившей паузе я поспешно выпил коньяку. И доктор. Сема глядел на нас тоскливо. У кого поднялась рука? У кого из них… вот великая загадка!

Ювелир спросил тихонько:

— Ты ездил в «Скорбный путь»?

— Что такое? — включился Иван Петрович.

— Похоронная фирма на Ильича, Макс же получил в подарок гроб.

— И ты мне ни слова…

— Забыл.

— Как прикажешь тебя лечить после этого?

— Никак. Я сам вспомню.

— Ну, что они сказали? — встрял Семен нетерпеливо.

— По фотографии… (нас там трое, — пояснил я доктору в скобках, — мы с вами в этих костюмах, помните?) Так вот, по фотографии они опознали меня.

Глазки Семена, как у кота в полутьме, блеснули красным.

— Конечно, тебя. Ты же заказывал гроб для Нели.

— Я?

— Мы с тобой ездили, Макс, — пояснил Иван Петрович. — Я в машине сидел, а ты сходил заказал.

— Неужели и для себя тоже? — я аж обмер. — Нет, нет, Надя же сказала: его там раньше не было. И пыли почти не было… Вот черт! А я им устроил праздник — думал, издеваются — гроб разбил.

Мы втроем захохотали на какой-то нервической ноте, доктор заявил снисходительно:

— Такие пассажи в твоем духе, Макс. Был ты и остался буйный… но справедливый.

Рыженькая Наташа (в той же маечке, полуголая) встретила меня почти задушевно. Но разноцветную фотографию со стенки ей жалко было отдавать.

— Да разве у тебя такой нету?

— Это моя и есть. Веркину милиция забрала, когда сумка нашлась, для розыска.

— И больше ни одной?..

— Была одна — ее лицо — но пропала.

— Как пропала?

— В столе лежала раньше. Я обещала Котову, но не нашла. Должно быть, Вера кому-то подарила.

— У меня дома нет — точно! Двадцать раз обыскано.

— Значит, не тебе.

— Тому, с кем «медовый месяц» проводить собралась?

— Может быть, — Наташа, как в прошлый раз, села на низенькую табуретку передо мной; мы закурили мои «мальборо».

— Зачем тебе фотокарточка?

— Одна девушка видела той ночью кого-то в моем саду, когда я уже трупом лежал.

— Кого видела?

— Как будто статую.

— Ты меня прошлый раз так этой статуей огрел, что я заснуть не могла.

— Деточка, ну что ж делать?

— А ничего, перебьюсь. Я, знаешь, из пуганых, но не из пугливых. Ну, статую?..