— Назад! — команда прозвучала в унисон с передёргиванием затвора пистолета.

Парень двумя руками, как заправский эквилибрист, несмотря на то, что «Томазо» завалился и вдруг почти встал на волне штопором, протянул каждому по двадцатидолларовой купюре. Его выпустили на палубу. Когда рассвело и буря немного улеглась, Аристо, а это был он, чтобы отмыться после трюма, дал десять долларов другому матросу — караулившему насос на цистерне с пресной водой.

Сказочно дивным предстал на рассвете перед юным Аристотелем город с самым длинным и, возможно, самым красивым названием на земле: Ciudad de la Santisima Trinidad y Puerto de Nuestra Senora de Santa Maria de los Buenos Aires— город Пресвятой Троицы и порт нашей Госпожи Святой Марии Добрых Ветров — Буэнос-Айрес.

Впервые нога нашего героя (после иммиграционных формальностей) ступила на землю Нового Света прохладным весенним вечером 29 сентября 1923 года.

В Буэнос-Айресе сразу поразило обилие огромных чёрных, белых, зелёных, красных, лиловых, жёлтых американских лимузинов, сверкающих в огнях кинотеатров, дансингов, ресторанов, рекламы… Второе потрясение: красивые, шикарно одетые, сверкающие драгоценностями женщины в авто и на улицах. Изумлённо вертя головой во все стороны, преследуя взглядом то одну, то другую, Аристо набил себе несколько шишек на лбу о платаны и фонарные столбы, едва не вошёл в витрину самого дорогого (как потом оказалось) магазина на Авениде де Мажо и получил даже оплеуху от сеньора, в которого врезался головой у фонтана на площади и который, уронив пакет с яблоками, неожиданно разразился родной греческой руганью:

— Гамисе та, алитис, р-рэ, диаволос на парей!

— Сигноми, паракало, — попросил прощения Аристо. — Вы грек?

— Ты что, с этого старого корыта «Томазо», пришедшего сегодня в порт? Как звать-то тебя? — смягчившись, поинтересовался сеньор.

— Аристотель. Онассис.

— А меня — Енни Катаподис. Будем знакомы. Как там, у нас в Греции?

— Хорошо.

— Поэтому ты здесь? Вещи где свои оставил?

— У меня нет вещей, — ответил Аристо.

— Даже чемодана? Вообще ничего?

— Ничего.

— Откуда сам?

— Родился в Смирне.

— А, в Смирне, всё ясно. У меня там дядю и тётю турки зарезали. Голодный? — спросил Енни и поднял с брусчатки большое красное яблоко, ополоснул его в фонтане и протянул парню. — Я живу неподалёку, есть свободная койка, можешь у меня перекантоваться, пока чего не найдёшь. Я грек, ты грек, греки должны помогать друг другу.

Катаподис торговал фруктами вразнос и взял Аристо к себе в помощники. Не прошло и месяца, как новоиспечённый разносчик бананов, киви, ананасов, яблок, груш, маракуйи, пепино, манго, гуанабанов, кешью, чиримойи, папайи, авокадо, гуаявы стал сносно изъясняться по-итальянски и по-испански (начал учить ещё в зловонном трюме «Томазо», общаясь с эмигрантами) и обзаводиться приятелями и приятельницами.

Здесь позволим себе небольшое дидактическое отступление. Этого не избежать, так как биография Аристотеля Сократеса Онассиса в наш век тотальных рыночных отношений — не только история успеха отдельно взятого, хотя и ярчайшего индивидуума, но и своего рода вариация на тему: как становятся миллионером.

С раннего детства Аристотель отличался чрезвычайной коммуникабельностью. Эта черта, точнее, предрасположенность к «роскоши человеческого общения» — одна из важнейших предпосылок предпринимательского успеха. Природной (а отчасти и благоприобретённой) коммуникабельностью обладали все так называемые self-made тепи те, кто смог не растранжирить, а приумножить по наследству доставшиеся состояния. Автору этих строк в 1990-х довелось редактировать журнал «Миллионер» и, естественно, общаться с миллионерами. Как правило, эти люди весьма общительны, но широчайший поначалу круг общения по мере накопления капитала и разрастания бизнеса, естественно, сужается и специализируется (в том числе и потому, что время — деньги).

Помнится, в 1980-х годах, впервые попав в Париж, я встретил там своего знакомого Саню, ныне знаменитого историка моды, телеведущего Александра Васильева. Эмигрировав из СССР в эпоху застоя, при Брежневе, он осваивался на Западе, учил языки, разъезжал по городам, предлагая себя в качестве театрального художника, преподавателя, напропалую знакомясь с людьми, хоть в какой-то степени, пусть даже гипотетически нужными, полезными ему в дальнейшей карьере.

В кафе на площади Клиши Александр Васильев признался мне и моим спутникам, что первый урок, который он усвоил в капитализме, — это жизненная необходимость общения. «Подходишь к кому-нибудь на приёме или на балу, куда правдами и неправдами добился приглашения, говоришь: здравствуйте, — но обаятельно, вплоть до того, что надо подолгу отрабатывать улыбку перед зеркалом, — я молодой гонимый художник из России, хотел бы познакомиться, может быть, смогу вас заинтересовать или даже удивить чем-то полезным…»

Наш герой с детства привык знакомиться, общаться с самыми разными людьми (интернациональная Смирна тому способствовала). Но сызмальства не терял времени на болтовню, почти мгновенно определяя, пригодится ему то или иное знакомство или нет, и если интуиция подсказывала, что это пустое, общение не продолжалось, хотя и не обрывалось резко, Онассис не имел обыкновения портить с людьми отношения, тем паче заводить недругов.

Иностранные языки ему давались легко: живя в Аргентине, он освоил не только итальянский, испанский (а также смешанный итало-испанский социолект, а вернее, жаргон, воровскую феню — лунфардо), французский, английский, но и в определённых пределах португальский, немецкий и даже арабский, немного китайский и японский. Притом специально языки Аристо не учил: учили ежедневное общение с мужчинами и женщинами разных национальностей, природная любознательность и великолепная память.

Весенние месяцы в Буэнос-Айресе или Байресе, как его называют, выдались довольно холодными [4] . Вплоть до середины ноября температура не поднималась выше 15–17 градусов, с океана дул пронизывающий ветер. Розовели и краснели деревья нотро, деревья под названием «пьяная полка», желтел кустарник ретамо, менял цвета в зависимости от освещения, как хамелеон, изменчивый, но от природы лиловый гибискус. Расцветали орхидеи, алоказии, гиппеаструмы, кротоны, герань, алоэ, амариллисы, плекстрантусы, камписы, тилландсии… Нередко после обеда припускал прохладный дождь. А в первые дни лета наступила привычная для турецко-греческого эмигранта жара.