Конферансье подал ей руку, и, когда она поднялась на сцену, аплодисменты стихли. Воцарившееся молчание было еще глубже, чем прежде. Салли шла к центру сцены. (Уиндлсхэм тоже где-то здесь, в тени, думала она, и он знает, кто я, даже если остальным это неизвестно…)

— Внимание! — провозгласил Макиннон, когда она остановилась в пяти шагах от него. — Нашелся человек, готовый дать ответ. Эта дама поднялась сюда, чтобы встретить свою судьбу… Итак, мы слушаем: как меня зовут?

Сквозь прорези в известково-белой маске Сал ли видела потрясающую тьму его глаз. Она медленно вынула лист бумаги. Он ожидал, что она заговорит, поэтому чуть-чуть растерялся; впрочем, публика этого не заметила. Так, словно он неделями репетировал это движение, Макиннон с нарочитой, мучительной медлительностью протянул руку, взял листок, повернулся лицом к публике. Салли ощущала ее напряженное присутствие всем своим телом.

Он развернул бумагу, его взгляд приказывал хранить молчание. В целом зале не слышалось ни вздоха — в том числе и Салли. Он опустил глаза и прочитал:

БЕРЕГИТЕСЬ. Люди Беллмана ждут Вас за кулисами. Я Ваш друг.

У нее не было времени написать больше.

Макиннон даже не моргнул. Он просто повернулся к публике и сказал:

— Эта храбрая юная леди написала здесь имя — имя, знакомое каждому в этом зале, каждому мужчине и женщине во всем королевстве. Для меня это великая честь — но это не мое имя.

Все замерли. Он рвал бумагу на мелкие кусочки, и они падали на сцену меж его пальцев. Салли чувствовала себя пойманной, словно маленький зверек, загипнотизированный взглядом змеи. Все ее замыслы, она чувствовала это, были сметены полностью, и вся ситуация перевернулась с ног на голову; еще минуту назад он был в ее власти, но сейчас в его власти она сама. Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, на его маску или красные губы, ее взгляд был прикован к рукам, методически рвущим бумагу в клочки. Красивые, сильные руки. Кинжал — настоящий? Неужто он?.. Нет, конечно, — но тогда что?!

Единственное, что она знала, — его мозг должен сейчас лихорадочно работать. Она надеялась, что он отыщет выход.

Долго это продолжаться не могло. Он взял клинок, подержал перед собой, пристально на него глядя, а потом высоко его поднял. Он держал кинжал над ней, спокойный и холодный, как сталь, как лед…

И вдруг началось что-то невообразимое.

Откуда-то из-за кулис вырвался громкий вопль, что-то с грохотом упало на пол, словно обрушенное в яростной схватке, кулисы раскачивались.

Рядом с Макинноном с громким стуком откинулась крышка люка, и оттуда поднялась квадратная платформа.

Из публики раздался женский визг, и еще, и еще.

Оркестр заиграл безумный пассаж из «Фауста», впечатление было такое, что играют, по крайней мере, в двух тональностях сразу.

И тут Макиннон обхватил рукой Салли и увлек ее к люку. Почувствовав на талии его руку, она изумилась ее силе.

Огни вдруг заметались, стали багровыми, словно адское пламя, а тем временем платформа с Макинноном и Салли начала спускаться.

В зале бушевало море звуков — вой, визг, крики и вопли, — но над всем этим преобладал могучий сатанинский хохот Макиннона, он смеялся, смеялся, грозя кулаком, когда они вместе с Салли провалились во тьму…

Люк со стуком захлопнулся над их головами.

Мгновенно рев зала оборвался — и Макиннон тут же сломался. Он прильнул к Салли и дрожал как дитя.

— О, помогите мне, — простонал он.

В одно мгновение он преобразился, это был другой человек. В тускло освещенном подвале (калильная сетка газового фонаря, среди хаоса брусьев, канатов, рычагов, была единственным источником света) Салли увидела, что его маска сдвинулась в сторону. Она сорвала ее и сказала решительно:

— Быстро, скажите мне… Почему Беллман охотится за вами? Я должна знать!

— Нет! О, нет!.. Пожалуйста! Он убьет меня! Я должен скрыться…

Его шотландский акцент стал более явным, он говорил высоким, паническим голосом и истерически бил в ладоши, как обезумевший ребенок.

— Говорите же! — рассердилась Салли. — Иначе я позволю им схватить вас. Я от Гарландов. Я ваш друг, слышите? Фред Гарланд и Джим Тейлор в эту минуту удерживают тех мужчин, но если вы не скажете мне правду, я вас оставлю, и ступайте на все четыре стороны. Итак: почему Беллман преследует вас? Или я…

— Хорошо… хорошо!

Он озирался вокруг как загнанное животное. Они все еще стояли на деревянной платформе, между железными полозами, по которым она скользила вверх, к люку посреди сцены. Это сооружение именовалось «дьявольской западней» и использовалось в пантомимах, когда требовалось вознести на сцену самого Сатану. Где-то здесь, подумала Салли, должен находиться человек, который следит, чтобы механизм работал исправно, однако, кроме них, никого не было видно.

Вдруг машина заработала. Салли не видела ни чего, кроме путаницы шкивов и цепей, но тут Макиннон испуганно дернулся, соскочил с платформы и спрятался между крепкими деревянными стояками, поддерживавшими сцену.