Шрифт:
Ускорив шаг, он дошел до скамейки, сел и оглянулся, щурясь под еще высоким солнцем. На стадионе никого не было, никто не возился у ямы для прыжков, не за кем было наблюдать, коротая время. Но на главной дорожке женщина выгуливала собаку, и, когда Кохлан бодро с ней поздоровался, она вознаградила его мимолетной улыбкой. Давно уже не встречался он с такой реакцией и отвык от подобных поощрений. Сквозь березы на противоположной стороне стадиона и подъемные краны, что, казалось, навеки расползлись по улицам Лондона, Кохлан смотрел на заходящее солнце, пока скамейку не окутала мгла. Казалось, было чуть холодней, чем предыдущей ночью, и он поплотнее запахнул куртку. Вдобавок холм обдувал легкий ветерок, и старик подумал, что на скамейке может быть слишком холодно. Чтобы заснуть, он старался думать о чем-то другом. Рядом с теннисными кортами было маленькое кафе, и он думал, что мог бы согреться, притулившись в уголке тамошней кухни. Но затем он вспомнил про эстрадную площадку. Не обычную эстраду со сварной оградой вокруг, а сцену с глухой стеной, обращенной к дорожке. Когда на эстраде что-то происходило, можно было смотреть со склона холма. Если бы он мог пробраться туда, то был бы защищен и от ветра, и от людей, проходящих по дорожке. Бросив последний взгляд на угасающее за стадионом солнце, Кохлан закутался в куртку и поплелся к эстраде.
Спал он около часа. Ему снились черно-белые существа, прыгающие с бетонного островка и непринужденно плавающие в ладу друг с другом и окружающим миром. Он долго стоял и смотрел на них с противоположного берега, пока, наконец, не собрался с духом, чтобы прыгнуть к ним. Сначала он неуклюже махал на месте оцепеневшими руками и ногами, но вскоре тоже поплыл свободно. Первое время другие существа сторонились его, но через несколько минут приняли в свой круг, а когда плавание закончилось, помогли ему забраться на свой бетонный остров. Он оглянулся на место, откуда нырнул в воду, и увидел, что оно исчезло.
На следующее утро он проснулся, чувствуя себя так, как будто провел лучшую ночь своей жизни, и зашагал домой, словно ощущал приближающуюся весну. Войдя в дом, он увидел, что дверь его квартиры распахнута. Испугавшись, что его ограбили, он ускорил шаг и заторопился вверх по лестнице. Но, когда приблизился к двери, страх сменился чем-то другим: колоссальным облегчением, что наконец-то он никому ничем не обязан и может делать то, что пожелает. Подойдя к двери, он остановился, прислушался, захлопнул ее и пошел гулять дальше.
Часть IV
Лондон зовет
Марк Пилкингтон
Она поскачет на белой лошади
(Mark Pilkington
She’ll Ride a White Horse)
Марк Пилкингтон — редактор и издатель журнала «Стрейндж Эттрэктор Джорнал». Писал для «Гардиан», «Фортин Таймс» «План В», «Артур» и других изданий. В настоящее время работает над полнометражным документальным фильмом и выступает с экспериментальными музыкальными группами, включая «Рагнарек», оркестр Стеллы Марис Джоун и «Дисинформейшн». Более подробную информацию см. на сайте www.angeattractor.co.uk.
Место действия — Дэлстон
Сотня настороженных глаз следила за его приближением в едко-желтых пятнистых сумерках. Кошки окружали его со всех сторон, застывшие, будто перед броском, то ли к нему, то ли от него. Хелдон мнил себя любителем кошек, но от столь пристального внимания по его спине побежали мурашки.
Под прицепами и машинами, на гофрированных крышах мерцали огоньки кошачьих глаз, однако большая их часть принадлежала почти неотличимым друг от друга бурым тощим телам, окружившим опрокинутую пластиковую бочку, откуда полуразмороженный шмат мяса с костями сочился на разодранный газетный заголовок: «Иран. Генералы объединенных сил наготове».
Днем рынок «Ридли-роуд» — сердце Дэлстона. Клубящийся галдеж продавцов и покупателей, где исковерканный английский Ист-Энда, западноафриканский, индийский, русский, турецкий теснят друг друга в невообразимой толчее. Под вывесками «Детская одежда для Белоснежки», «Птица оптом на любой вкус», «Универсальная торговля от Альфы до Омеги» с прилавков предлагают ткани экзотических расцветок и дешевые электротовары наряду с бочками неидентифицируемых частей животных, незнакомыми овощами и разблокированными мобильными телефонами.
Ночью же рынок принадлежит кошкам. Они здесь повсюду. Им нет нужды драться — еды довольно для всех — скрытые тенью, они просто ждут своей очереди.
«Они, по крайней мере, не подпускают крыс», — подумал Хелдон, явно пытаясь успокоиться. Грызун длиною в фут юркнул за мусорный ящик на колесиках. Кошки не отвели глаз с незваного гостя более внушительных размеров.
— Не обращайте на меня внимания, — громко сказал он, — и спокойно возвращайтесь к обеду.
— Забудь про кошек, они просто следят за непрошеными гостями.
Низкий голос, по-африкански тщательно выговаривающий слова, доносился из зашторенной лавки в бетонном каркасе на противоположной стороне улицы; потертая вывеска над закрытой деревянной дверью, прежде чем совсем обветшать, гласила: «Хорошие товары афр».
Кошки вернулись к своим делам. Хелдон пересек улицу и отворил дверь.
— Привет, Ани. С тех пор как я был здесь в последний раз, у тебя прибавилось кошек.
— Да, мой друг. Они, по крайней мере, не подпускают крыс, так?
Анивета улыбнулся, и мужчины обменялись рукопожатиями. Унизанная золотыми кольцами могучая лапища толстяка нигерийца поглотила одутловатую бело-розовую ладонь Хелдона. Африканец утверждал, что ему пятый десяток, но слезящиеся глаза и дубленая кожа заставляли Хелдона думать, что он старше.