— Что ты, что ты! Такихъ дураковъ у насъ въ

Питер много не найдешь! отвчалъ Николай Ивановичъ.

— А и то пожалуй, что дураки-то только по Венеціямъ здятъ, а дома все умные остаются.

— Прекрасно, прекрасно! подхватила Глафира Семеновна. — Стало быть вы себя къ дуракамъ причисляете? Вдь вы тоже стаканы купили.

— А то какъ-же? Я ужъ давно объ этомъ говорю. Конечно-же дуракъ, коли за границу похалъ. Ну, на что она мн эта самая за граница?

На площади ихъ встртилъ проводникъ, приведшій ихъ на фабрику. Онъ почтительно кланялся и нашептывалъ что-то Глафир Семеновн по французски.

— На кружевную фабрику предлагаетъ идти, обратилась та къ мужу. — Говоритъ, что тоже агентъ…

— Нтъ, нтъ! Ни за что на свт! Довольно. Что это, помилуйте! Фабрику кружевную теперь еще выдумалъ! возопіялъ Николай Ивановичъ. — Ежели ты на стеклянной фабрикъ съ умла девяносто два четвертака оставить, такъ на кружевной ты триста оставишь.

— Послушай, а можетъ быть и на кружевной мн будетъ какой-нибудь сувениръ? Кружевную барбочку подарятъ.

— Не желаю я сувенировъ! Понимаешь ты, не желаю! Брысь, господинъ агентъ! Прочь! Провались ты къ чорту на рога!

И Николай Ивановичъ даже замахнулся на проводника палкой. Тотъ отскочилъ въ сторону и издали еще разъ раскланялся.

LXXVII

Пробродивъ по площади Святаго Марка еще часа два, обойдя вс окружающіе ее съ трехъ сторонъ магазины, позавтракавъ въ ресторан на той-же площади, компанія остановилась въ полнйшемъ недоумніи, куда ей теперь идти.

— Кажется, больше и идти некуда, сказала Глафира Семеновна своимъ спутникамъ.

— Матушка, голубушка! воскликнулъ въ радости Конуринъ. — Ежели некуда больше идти, то наплюемъ на эту Венецію и подемъ сегодня-же вечеромъ въ Питеръ.

— Сегодня вечеромъ? Нтъ, невозможно, отвчала Глафира Семеновна. — По вечерамъ здсь на площади играетъ музыка и собирается все высшее общество. Это я изъ описаній знаю.

— Да Богъ съ ней, съ этой музыкой! Пропади оно это высшее общество! Музыку-то мы и въ Питер услышать можемъ.

— Завтра утромъ — извольте, подемъ, a сегодня вечеромъ надо побывать здсь на музык. По описанію я знаю, что дамы высшаго общества подводятъ здсь на музык тонкія интрижки подъ кавалеровъ, и я хочу это посмотрть.

— Да какъ ты это увидишь? Нешто интригу можно подсмотрть? замтилъ Николай Ивановичъ.

— Нтъ, нтъ, я хочу видть. Будьте покойны, всякую интригу я сейчасъ подсмотрю, стояла на своемъ Глафира Семеновна. — Здшнія дамы цвтами разговариваютъ съ кавалерами, а я языкъ цвтовъ отлично знаю. Здсь по вечерамъ происходятъ вс любовныя свиданія, и я хочу это видть.

— Ничего ты не увидишь.

— Все увижу. Это только, вы мужчины, ничего не видите. Вы знаете, чмъ Венеція славится? Первыми красавицами въ мір.

— Ну, ужъ это ты врешь. Вотъ мы полъ-дня бродимъ, а видли только одн рожи.

— Да днемъ на площади и народу-то никого нтъ. Видите, пустыня.

— Дйствительно, хоть шаромъ покати. Чертямъ въ свайку играть, такъ и то впору, сказалъ Конуринъ и звнулъ.

— А по вечерамъ, на музык, здсь бываютъ толпы. Это я по описаніямъ въ романахъ знаю. Графиня Фоскари… Или нтъ, не Фоскари, Фоскари была старуха, ея тетка, а другая, молодая. Ахъ, какъ ее? Ну, все равно. Такъ вотъ эта-то молодая графиня здсь на музык съ корсаромъ-то познакомилась.

— Ну, понесла ахинею! махнулъ рукой Николай Ивановичъ.

Глафира Семеновна обидлась.

— Отчего я не называю ахинеей вашъ коньякъ? сказала она. — Васъ коньякъ и всякое вино въ каждомъ город интересуетъ, а меня мстоположеніе и дйствіе личностей. Вы вотъ сейчасъ въ ресторан спрашивали какого-то венеціанскаго вина, котораго никогда и не бывало, потому гд здсь винограду рости, если и земли-то всего одна площадь, да одна набережная, а остальное все вода.

— Ну, вотъ поди-жъ ты! А мн помнится, что венеціанское вино есть, сказалъ Николай Ивановичъ. — Везд по городамъ пили мстное вино, а пріхали въ Венецію, такъ надо и венеціанскаго.

— Стало быть завтра утромъ, голубушка, вызжаемъ? спросилъ Конуринъ.

— Завтра, завтра, отвчала Глафира Семеновна. — А теперь будемъ голубей кормить. Вонъ голубей кормятъ. Вы знаете,’здсь мода кормить голубей и имъ даже отъ полиціи на казенный счетъ каждый день мшокъ корма отпускается. Это я знаю по описанію. Вотъ эта самая Франческа, про которую я въ роман читала, тоже ходила каждый день на площадь кормить голубей и здсь-то влюбилась въ таинственнаго доминиканца. Вонъ и голубиный кормъ мальчики продаютъ. Николай Иванычъ, купи мн тюрючекъ.