— У нас по положению…

— Что ты мне зубы-то заговариваешь? Знаем тоже… не несмышленки. У меня сын в твои годы, да и у сына четверо ребят.

Минут через пять купец требует еще рюмку и предлагает выпить с собой за компанию буфетчику.

— Заплачу. Авось сможем… — говорит он. — А ежели хозяина боишься, так присядь под выручку да там и колдыбни! Клюнь, полно! Сади, знай!

Буфетчик наотрез отказывается.

— Ведь не с мазуриком пить будешь! Мы, брат, по первой гильдии, две медали имеем и к празднику третью ждем. Что брюхо-то у нас масляное, так это пустое!.. Попа и в рогоже знают… У нас везде доверие… По две, по три тысячи без расписки перехватываем…

Три рюмки, выпитые одна за другой, отуманивают купца. Он уже не отходит от буфета, требует себе четвертую рюмку и начинает рассказывать о своем патриархальном житье-бытье в Ржеве, о своей торговле, о сыне, который «без спросу не смеет ни-ни»…

— У меня в доме все по струнке… К обедне ежели, так все гуськом… в баню — гуськом. У нас по постам чтобы скоромь — боже избави! Сковороды после мясоеда и те выжигаем. У нас благочестиво. Мы, почитай, по шести раз в год иконы на доме подымаем. У меня жена молодая, я на второй женат, но чтобы драка была — никогда! Только раз и потеребил, да и то за дело… А что, поднеси-ка мне водочки-то какой получше… заморской… — заканчивает он.

— Киршвасеру не желаете ли? Пятьдесят копеек рюмка будет стоить.

— Еще разговаривать! Цеди!.. Захотим, так весь твой буфет десять раз купим!

К буфету подходит офицер, требует рюмку коньяку и пристально смотрит на расплачивающегося из бумажника купца. Из бумажника выглядывают сотенные, пятидесятирублевые бумажки.

— Что, барин, смотришь? — обращается купец к офицеру. — Поди, думаешь, зачем это старый пес в вертеп привалил? А я, брат, нарочно… Потому у меня сын есть. Буду в Питер его посылать, так предупрежу… Вертеп, мол, есть там один, так не ходи!

Офицер улыбается.

— Нечего улыбаться-то, а ты вот лучше не погнушайся да выпей со мной, стариком. Хорошеньким угощу. Мы тоже знаем, как себя соблюдать: и с генералами за одним столом сиживали.

Офицер отходит.

— Вы гостей не тревожьте. Они сами по себе, а вы сами по себе… — замечает буфетчик.

— Дайте рюмку мараскину в долг до конца вечера, — обращается к буфетчику какая-то разряженная бабочка. — Ужо гостя найду, так отдам.

Буфетчик наливает. Бабочка пьет и отходит. Купец смотрит ей вслед маслеными глазами и говорит буфетчику:

— Из прелюбодеек, поди, барышня-то?

— Да ведь у нас всякие ходят, потому место гулевое… — отвечает буфетчик.

— А что, окликать ее можно? — И, не дождавшись ответа, купец кричит: — Барышня! Умница! Как вас?.. Вернитесь!

— Татьяна Ивановна! — присоединяет свой голос буфетчик. Бабочка подходит к купцу.

— Вы не тверские будете? Родители-то у вас есть? Который годок-от тебе пошел? — закидывает он ее вопросами.

— Можно взять пару апельсинов? — спрашивает она вместо ответа.

— Бери, писаная… бери! Авось не разоримся!

— А вы коробку конфет мне купите?..

— Вали, что спрашивать! Сядем вот только к столику да потолкуем. Мы хоть старенькие, а добрые!

Они садятся к столику близ буфета. Купец гладит ее по плечу и говорит:

— Вишь, какая сдобная, что твоя сайка московская! Тятенька у тебя есть ли?

— Можно еще взять апельсин? Это я для подруги…

— Да что тут разговаривать? Держи подол!

Купец берет с буфета вазу с фруктами, высыпает ей в колени и кричит.

— Малый! Прислужающий! Дай-ко две бутылочки холодненького!

— Зачем же две-то? Одной будет, а вы лучше мне зелененькую на память подарите.

— Толкуй тут! Разойдется! Ты позови только товарок, так я еще парочкой удовлетворю.

Через полчаса около купца сидело уже несколько девушек. На столе стояло до полдюжины порожних бутылок из-под шампанского, блюдечки с мороженым, с фруктами. Девушки хохотали, шептались и называли купца Иваном Спиридонычем и «вашим степенством». Само степенство потопывало ногой в такт под музыку и пело:

«Здравствуй, милая, хорошая моя»…

— Здесь петь невозможно, потому безобразие, — останавливал степенство служитель. — Вы, пожалуйста, в отдельную комнату или в сад, в беседку. Там у нас фонтан и всякие рыбы плавают. Коли желаете сварить, и зажарить можете…

— Ты понимаешь, я в Великий пост рыбы не вкушаю! Грибков — так прикажи отварить! — кричал купец — Эй, ты, шустренька! Востроглазая! Придвигайся ближе! — обратился он к одной из девушек. — Ближе, ближе… Садись ко мне на коленки!