— Да это стсненіе! возмущаются наемщики.

— Уговоръ-съ… Это не мы, а господа… Опять тоже чтобъ не пть и фортепіанъ не держать, потому у хозяевъ собаки и, какъ музыку или пніе услышатъ, сейчасъ выть начнутъ, ну, а хозяева этого боятся.

— Дуракъ, зачмъ-же ты раньше объ этомъ не сказалъ, а протащилъ насъ сюда цлыя полъ-версты?!

— Помилуйте, да разв можно не посмотрмши?

Наемщики съ неудовольствіемъ начинаютъ уходить. Дворникъ слдуетъ за ними.

— Опять тоже у насъ такое положеніе отъ хозяевъ, чтобъ жильцы въ одиннадцать часовъ уже спали, а то ежели по верхнему этажу ходить, то топанье это самое внизу все слышно, ну, они пужаются. Тоже, чтобъ кошекъ не держать.

— Да замолчи ты! не надо намъ твоей дачи.

— Все лучше, какъ скажешь… Опять тоже горничной молоденькой не держать потому у насъ баринъ, хошъ и старый, а до женскаго долу…

— Молчи! прерываютъ его наемщики.

Они выходятъ изъ переулка и садятся въ карету. Съ карет подходитъ дворникъ, чешетъ затылокъ и говоритъ

— На чаекъ-бы съ вашей милости…

1874