Шрифт:
В этих заметках я хочу поделиться с читателями кое-какими своими впечатлениями от сборников стихов и отдельных стихотворений, прочитанных мною за последнее время.
Это, конечно, только впечатления; а не оценка. По-настоящему оценить поэта, как и всякого человека, с которым мы знакомимся, можно лишь с течением времени — после того, как он повернется к нам разными своими сторонами.
Пушкина долгое время — даже после того, как он написал «Евгения Онегина», — читающая публика и критика называли всего лишь певцом «Руслана и Людмилы», «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана».
После «Стихов о Прекрасной Даме» и даже после «Нечаянной радости» еще трудно было увидеть в Александре Блоке автора стихов «Петроградское небо мутилось дождем…», «Под насыпью во рву некошеном…» и еще меньше «Двенадцати» и «Скифов».
А кто мог узнать в Антоше Чехонте будущего Антона Чехова?
Молодого поэта можно почувствовать или не почувствовать, принять его или не принять.
А рассматривать его стихи, как ученическую тетрадку, подчеркивая строчки и предостерегая автора восклицательными знаками на полях, — дело.
бесполезное, да и обидное, если только перед нами не первая робкая попытка начинающего.
Но человек, выступающий в печати, да не с отдельным стихотворением, а с целым сборником стихов, не может и не должен ждать скидки на молодость.
Мой друг, зачем о молодости лет Ты объявляешь публике читающей? Тот, кто еще не начал, — не поэт, А кто уж начал, тот не начинающий. [53]53
Стихотворение С. Я. Маршака «Начинающему поэту».
В одном из черновых вариантов статьи далее следует: «В сущности, таким запоздалым несовершеннолетием страдают не только молодые литераторы, но и многие из нашей молодежи. Взрослые парни и девушки часто называют себя уменьшительными именами — Васей, Шурой, Наташей, Дусей. Вероятно, ответственность за это несет и семья и школа. Родители и учителя иной раз не замечают, что с какого-то момента перед ними уже не мальчики в коротких штанишках и не девочки в коротких платьицах, а взрослые люди, отвечающие за свои поступки. Надо еще с младших классов, а в старших и подавно, относиться к ним с подлинным уважением. Тогда они и сами будут больше уважать себя, и вовремя перестанут считать себя детьми. Уважительно и требовательно должны мы относиться и к пашей литературной молодежи…»
Есть много признаков того, что за последние годы наша поэзия заметно оживилась и помолодела.
Вероятно, этим она обязана, главным образом, освобождению от сурового ригоризма и догматизма, связанного с «культом личности».
Да к тому же все больше дает о себе знать такое простое, но великое явление, как всеобщая грамотность, охватившая всю нашу страну и бесконечно расширившая резервуар, из которого выходят писатели, ученые, изобретатели.
Вместе с новыми пополнениями в литературу врывается, обогащая ее, говор и быт разных краев и областей. А то, что большинство народа состоит у нас из людей, связанных в нынешнем или в предыдущих поколениях с землей, с природой и с трудом, придает или еще должно придать нашей литературе новую силу и богатство.
Когда-то Пушкин и Лев Толстой учились языку у народа. Теперь народ как бы сам заговорил о себе.
Это с наибольшей очевидностью сказывается в поэзии Александра Твардовского.
Младшее поколение поэтов еще не успело проявить себя в той же мере. Но уже сейчас ясно, что среди молодежи немало сильных и своеобразных дарований.
Как всегда во время нового подъема поэтической волны, в стихах молодых еще много пены. Ну что ж, неплохо окунуться в пену, обдающую свежестью.
Но надо помнить, что пена обманчива. Иной раз она бьет через край, создавая впечатление изобилия и глубины. А там, глядишь, пена схлынет, и тут окажется, что кое-где никакой глубины под ней и не было.
Пусть же молодой задор не мешает новым поколениям поэтов накапливать подлинное, а не мнимое богатство мыслей, чувств, наблюдений.
От этого только и зависит их дальнейшая судьба — судьба, а не карьера поэта.
Один из самых «пенистых» — и вместе с тем один из самых талантливых молодых поэтов — Андрей Вознесенский.
Он пишет размашисто, безоглядно, безудержно, порой опрометчиво, сталкивая различные эпохи и стили. Подчас он не заботится об укреплении своих позиций, веря, что его поймут и с полуслова.
Неизвестно, куда бы завело поэта стремление к остроте — движение «по лезвию», если бы его иной раз не спасали неожиданные при такой стремительности пристальность и зоркость.
Это особенно заметно в цикле стихотворений «Треугольная груша», который вызвал у нас столько споров.
В этом цикле автора часто «заносит», берет в плен игра созвучий, сумятица чувств и недовоплощенных мыслей.
И вдруг нас останавливает меткий и точный образ:
Я сплю, ворочаюсь спросонок В ячейках городских квартир. Мой кот, как, радиоприемник, Зеленым глазом ловит мир. [54]54
Из стихотворения А. Вознесенского «Антимиры» (сб. «Треугольная груша»).
А как поэтично изображено стекло аэропорта, который автор противопоставляет старым тяжеловесным зданиям Нью-Йорка:
Вместо каменных истуканов Стынет стакан синевы — без стакана. [55]Или:
…в аквариумном стекле Небо, приваренное к земле. [56]Остро и до наглядности убедительно переданы ощущения поэта, когда американские «стукачи» — агенты ФБР снимают его своими фотоаппаратами врасплох, сквозь щелку, за разговором с пришедшей к нему гостьей, за едой и питьем,
55
Из стихотворения А. Вознесенского «Ночной аэропорт в Нью-Йорке».
56
Из стихотворения А. Вознесенского «Ночной аэропорт в Нью-Йорке».