Но в самой непрочности и хрупкости тинтаджельских развалин заключается немало очарования. Когда воображение сопоставляет их с мощным образом древнего замка, в стенах которого находили приют и защиту лукавый король Марк, недостойный супруг Изольды, сэр Тристан и другие рыцари, — душу охватывают грусть и умиление.

Замок рухнул, но картины окружающей природы уцелели. Прочны и массивно тяжелы круглые скалы Тинтаджеля, вдающиеся в океан.

Покинули мы обаятельные тинтаджельские руины не утром, как собирались, а после полудня. Ближайший пункт нашего маршрута находился на расстоянии 20 миль. Мы говорили себе: пройдем 10 миль до Бодмина, там отдохнем, а к ночи будем у Ла-Манша.

Мы долго карабкались, взбираясь на крутые склоны гор поблизости от Тинтаджеля. Солнце было высоко и роняло на нас свои отвесные лучи. Зато мы сократили путь и снова очутились на пыльной проезжей дороге.

— Сэр! — раздалось за нами.

С нами поравнялась белая лошадь со щегольским экипажем. Грум сидел на облучке, небрежно развалившись и сбив котелок на затылок. Неизвестно, почему его лошадь бежала так быстро: вожжи не были натянуты, а кнут торчал на своем месте.

Кучер лукаво подмигнул, причем его красное и давно не бритое лицо изобразило улыбку. Он сказал нам:

— В Камельфорд идете? На станцию? Я могу предложить вам лифт, если пожелаете.

Мы сели.

Нам было отчасти совестно ставить свои пыльные ноги на чистенький коврик щегольского экипажа. Но с этим ничего нельзя было поделать.

Посадив седоков, кучер нежданно преобразился. Потянул свой котелок с затылка на лоб. Сел прямо, подобрал вожжи и даже потряс в воздухе длинным бичом. Лошадь, не нуждавшаяся в понукании, побежала быстрее.

— Халло, Том Пукер! — приветствовал нашего кучера встречный шофер.

Но Том Пукер не удостоил его ответом — только сдержанно кивнул.

Можно было подумать, что он везет не путников, воспользовавшихся «лифтом», а владельцев своего щегольского экипажа или, по меньшей мере, богатых американцев-туристов. Так серьезен и важен он стал.

Мне часто случалось видеть джентльменов типа Тома Пукера, пляшущих и хлопающих от холода в ладони у подъездов станций или гостиниц. В большинстве это — короткие и плотные люди, добродушные, нетрезвые, небритые. Танцуя вокруг своих карет и экипажей в ожидании седока, они непрестанно и скороговоркой болтают, как сороки.

Но Том Пукер был молчалив, как сфинкс.

— Много ли у вас бывает туристов? — спросил я нашего благодетеля.

— Много, сэр, в этом месяце много, — ответил Том и замолчал.

— Что, американцы? — осведомился я снова.

— Много американцев, сэр.

— У американцев говорят с очень странным акцентом. Не правда ли? — заметила моя дама.

Том Пукер обернулся к нам, и в «веселых глазах» его зажегся юмористический огонек.

— С очень, очень странным акцентом, мэм (мэдэм). Вы совершенно правы.

Подождав с минуту, он добавил:

— Они говорят сильно в нос, мэм.

Для пояснения он издал несколько соответствующих носовых звуков.

Это нас рассмешило. Том Пукер окончательно оживился.

— У них выходит как-то «Амарэка», «Амарэкан». Очень странно, мэм. Мы много их возим, сэр. Очень хорошо платят, но любят хорошую езду. За двадцать лет я научился подражать их говору. Мне случается часто разговаривать с ними. Часто случается, сэр, — Том Пукер щелкнул в воздухе бичом, что испугало не столько нашу лошадь, сколько проходившую по дороге корову. Корова взлезла передними ногами на зеленую изгородь, а Том продолжал:

— Видите ли, сэр, мы, кучера, никогда не заговариваем первые. Иной раз скажешь что-нибудь седоку, а ему это покажется глупым. Да некоторые седоки вовсе и не желают разговаривать. Мы знаем, как обращаться с седоками, сэр.

Ни один порядочный кучер не заговорит с седоком первый. Седок спросит: какова у вас здесь погода? Ответишь: тепло и сухо, сэр. И замолчишь. Никто из нас не ввязывается в разговор первый. Иному седоку наша речь может показаться глупой…

Эта тема так полюбилась Тому, что он продолжал развивать ее до самого Камельфорда.

Том Пукер был и в самом деле порядочным и благовоспитанным кучером. Но не все его коллеги отличались одинаковым джентльменством.

Тощий и угреватый малый, поравнявшись с нами, закричал нам со своей линейки:

— Откуда, Том? Сколько взял?

Очевидно, малый догадывался, что мы только «лифт», а не платные седоки.

Том не ответил и еще больше приосанился. Стремительно обернувшись, он спросил нас:

— Прикажете ехать быстрее, сэр?

У маленькой Камельфордской станции, терявшейся в стороне от необъятно широкого полотна железной дороги, мы очутились в веренице других экипажей и автомобилей. Том подъехал к вокзалу, соскочил с козел и ловко помог нам выбраться из экипажа.