Шевердин Михаил Иванович
Шрифт:
— Э, нет, госпожа, — вцепился в цепочку Алаярбек Даниарбек.
— Пустите! Дод! Караул!
— Успокойтесь, о почтеннейшая из старух. Не пугайтесь, мы «абдалы» — божьи бродяги, странники, со святыми мыслями, — приосанившись, сказал Алаярбек Даниарбек, крепко держа дверку, — нам бы только спросить, госпожа, вас не Раима-ханум ли зовут?
— Ишь ты какой говорун сладкий, джигит. Иди отсюда.
Польщённый тем, что его назвали джигитом, то есть молодым человеком, Алаярбек Даниарбек щипнул свободной рукой свой ус и сделался ещё любезней.
— Не откажите в благосклонности, любезная госпожа Раима, сообщить нам, не дома ли образец совершенств и скромности ваша дочь Жаннат?
Но любезность Алаярбека Даниарбека не была оценена по достоинству.
— А, вам Жаннат понадобилась, разбойники! Ах, вот что. Не смей своим вонючим языком поминать имя Жаннат. Уехала она с мужем. Муж — голова, жена — шея! Сменила она нежность отца-матери на любовь и благодеяния мужа! Уехала. А ты чего к чужой жене подбиваешься!.. Не такая Жаннат. В добродетели воспитана Жаннат. К мужу, к Хаджи Акбару вернулась. Птичка делает то, чему научили её в родном гнезде.
Всю эту длинную тираду Раима выпалила единым духом, и даже Алаярбек Даниарбек растерялся.
— Оббо! — наконец смог вымолвить он. — Говоришь ей «это бык», а она вопит: «дой!» Чем кричать, ты боль сердца своего нам расскажи, госпожа. Зачем тебя покинула твоя дочь Жаннат?
— Вот какой ласковый. Ну нет. Ржавчину с железа языком не сдерёшь! Проезжай со своими божественными бродягами.
— Что ж, я тебе... с густой бородой безбородый?!. — не вытерпел Алаярбек Даниарбек. — Долго ты меня за нос водить будешь? Зубастая собака лучше этой старухи с вредным сердцем!
— Сдерживай язык — сбережёшь голову! — взвизгнула Раима.
Трах!
Раима рванула к себе калитку. Дверка вырвалась из рук зазевавшегося Алаярбека Даниарбека и захлопнулась. Визгливо прозвучал голос старухи:
— Убирайтесь, проклятые развратители, чтоб вы подохли. Берегитесь, узнает Хаджи Акбар, что вы тут шляетесь, застрелит всех...
— О образец воспитанности и вежливости, досточтимая Раима, — не растерялся Алаярбек Даниарбек, — душа ваша пришла совсем напрасно в ужас от всего, что она сама выдумала. Нам бы только узнать, куда уехал наш драгоценный друг Хаджи Акбар и уехал он один или взял с собой свою добродетельную супругу и вашу почтительную дочь...
В ответ из-за калитки послышался совсем уж истерический визг и вопли. Удалось только понять, что большевичка Жаннат уже не дочь, что Раима отреклась от неблагодарной, что Хаджи Акбар образец для всех зятьев, что Хаджи Акбар великолепен и великодушен в своей щедрости и благотворительности, что он уважает свою свекровь, что Хаджи Акбар уехал и что он связал руки этой неблагодарной твари и увёз её, чтобы примерно наказать.
Куда увез Хаджи Акбар Жаннат, по словам Раимы, она не знала. Больше Алаярбек Даниарбек добиться ничего не смог.
Пришлось уехать ни с чем. Некогда было и предаваться размышлениям. Буквально через несколько минут доктор и его спутники, едва выехав из кишлака, были вынуждены прятаться в камышовых зарослях. По дороге проехал большой отряд вооружённых людей. Отряд куда-то спешил, Иргаш уверенно бросил: «Касымбек!»
— А вы всех знаете? — спросил Пётр Иванович, когда они смогли отправиться дальше.
— Всех, — убеждённо ответил Иргаш, и его черно-карие глаза смерили доктора с головы до ног и с ног до головы. В его взгляде читалось не то удив-ление, почему это доктор не волнуется, не трусит, не то просто пренебрежение и безразличие.
«Одно ясно, — сделал заключение Пётр Иванович, — если бы он хотел предать, он предал бы. Лучшего случая найти было трудно. Их сотни три».
Остался очень недоволен Алаярбек Даниарбек. Но так как Пётр Иванович запретил ему вступать в пререкания с Иргашем, самаркандец ворчал себе под нос.
— Посох лучше дурного спутника!
— Он хочет одной стрелой две цели поразить.
— Никто не заставит плясать кошку для кого-нибудь.
— Вор любит суматоху.
Доктор предоставил Алаярбеку Даниарбеку говорить сколько ему угодно, а сам внимательно следил за дорогой по компасу и карте.
Чувство горечи не проходило. «Жаннат попала в руки Хаджи Акбара... Она так ненавидит его. Поразительно сплетение обстоятельств. Она бежала от него, и снова... Связал руки. Значит, она не пошла за ним добровольно. Где она? Жива ли? Нет ничего хуже, когда бессилен что-нибудь сделать, когда самого швыряют, точно песчинку... Жаннат! Прекрасная Жаннат! Ты всё дальше, всё туманнее, как вон тот бесплотный мираж. Одни глаза, прекрасные, влажные, полные слез, молящие о помощи. Мираж!»
Внезапно снова выехали к реке. Все напились и воскресли. У переправы толпились какие-то торгаши с мешками, хурджунами, тюками. Они очень испугались при виде доктора и его спутников и твердили: «Каюка нет, лодки нет».