— Не забывать прошлогоднего... Нас-де было ма­ло, — говорят, — Энвер-де превосходил нас и числом и техническими средствами. Чепуха! Не по-большевистски это! «Русская армия не спрашивает, как велики силы неприятеля, а ищет только, где он», — говаривал знаме­нитый полководец Румянцев.

— Ого, какой примерчик! — высунул вперёд свою куд­латую голову Сухорученко. — У какого-то белогвардей­ца-генерала шкуры хочешь, чтоб мы учились...

— Помолчи, Сухорученко,— резко прервал его комдив одиннадцатой, — Румянцев не белогвардеец, а знаме­ни полководец прошлого. Он и самого великого Фридриха бивал, и особенно турецким пашам от него доставалось. Итак, продолжаю. Нас побили в прошлом году, и в том мы сами виноваты. Командиры вроде тебя, Сухорученко, думали: шапками закидаем — и под зад получили. А ты Сухорученко, губы не дуй, ты не маленький, не в ашички играем. Тогда продвижение своё в горы мы не обеспечили тылами. Коммуникации безобразно растятнули. И хоть противник был технически слаб, решительного успеха мы добиться не сумели. Потому-то Энвер расцвел махровым цветком. За ошибки таких, как ты, расплачиваемся теперь кровью.

— Только ли таких, как я... — подал голос Сухорученко и сразу же под взглядом комдива сник.

— Обнаглел этот авантюрист до того, что начал предъявлять Советскому правительству ультиматумы, — продолжал комдив. — В последнем из них 19 мая господин Энвер в письме на имя Наркома Азербайджана Нариманова объявляет о создании государства в состав Туркестана, Бухары и Хивы. Нам предлагается в двухнедельный срок очистить всю эту территорию.

Послышались голоса.

— Ого. Далеко шагает. Пора ножки мальчику обру­бить.

— Ну, как видите, никто и не подумал слушаться нового великого султана новоявленной империи. Никто не испугался. Теперь Энвер прислал письмо мне с угрозой, что если я не сдам ему Байсуна в двадцать четыре часа, то мне придется выдержать борьбу со всем верховным диваном Хивы, Бухары и Туркестана. Что это ещё за верховный диван, я не знаю, но я знаю, что Энвер го­товится к наступлению, что он сосредоточил двадцать тысяч головорезов, что Британия переправила через Аму-Дарью свои части и сосредоточила у границы ещё около десяти тысяч войск с двенадцатью орудиями. Нас хотят запугать, но мы не из трусливых. Энверу я уже ответил: «Главнокомандующему всеми басмаческими шайками Энверу. Получено от вас уже второе письмо, в котором вы предлагаете сдать вам Байсун и очистить всю Вос­точ-ную Бухару. Прежде всего, сдать вам Байсун я как начальник байсунского гарнизона без соответствующего приказа моего высшего командования не могу. Кроме того, как армия рабочих и крестьян, построенная на соз­натель-ной дисциплине, всегда готова встретить вас, как бандитов, не дающих гражданам заниматься мирным трудом».

Остался недоволен ответом один Сухорученко.

— Надо б котнуть бандюка большим адмиральским. Вот это бы дело.

— Опыт прошлогодней Гиссарской экспедиции мы уч­ли, — продолжал комдив, явно игнорируя Сухорученко. — Теперь несколько месяцев ушло на подготовительный пе­риод. Военно-политическое обеспечение тыла у нас проч­ное.

Пора самим переходить в наступление...

— Трудящиеся Бухары обратились за помощью к Советскому Союзу, и по личному указанию товарища Ле­нина такая военная и экономическая помощь оказана. Уполномоченный ЦК РКП (б) товарищ Орджоникидзе принял меры по укреплению партийных и советских ор­ганов в Бухаре и мобилизации трудящихся на разгром сил контрреволюции. Вы энаете, Туркфронт уже помог Бухарской Республике. Из красноармейских частей Туркфронта создана 1-ая отдельная кавалерийская бригада и послана из Самарканда в Бухару. С марта по сегодняш­ний день славные бойцы бригады задали жару Абду Ка-гару под Бухарой, Зиатдином, Кермине. Банды Даниара, соединившиеся с Хуррамбеком, нацеленные по заданию Энвербея на Самарканд — Бухару, разгромлены и вышиб­лены из Карши-Шахрисябзского оазиса. Эмиссар, руко­водивший всей этой операцией, нашёл свой жалкий ко­нец, в чем мы выражаем соболезнование его лондонским хозяевам. «Не суйся в воду, не зная броду». Товарищ Орджоникидзе поздравил Красную Армию. Разрешите огласить телеграмму на имя бухарских товарищей: «Бесконечно рад вашим успехам. С Энвером драться придется серьёзно, но уверен, что ему свернём шею. Со своей стороны обещаю, насколько в силах буду, тоже помогать в этой, в высшей степени важной и тяжёлой работе».

— Даёшь Энверку!

— Свернуть шею, хорошо сказано.

— Пора ударить!

Командиры шумно реагировали на приветствие Серго Орджоникидзе.

Только Сухорученко опять остался не совсем доволен.

— Работа? Какая же это тяжёлая работа? Никогда не слышал, чтобы рубку называли работой. Это война!

Но оставляя на совести Сухорученко его не слишком мрачный комментарий, комдив приступил к разбору предстоящей операции.

Был разработан подробный план действий против Энвера вновь созданной Бухарской группы войск.

— Удар наносим по двум направлениям: левая колон­на от Байсуна на Денау, Гиссар, Дюшамбе и дальше — в горы на Файзабад. Правая колонна — от треугольника Ширабад — Кокайты — Термез вдоль границы Афганиста­на на Кабадиан — Курган Тюбе — Куляб — Бальджуан.

— План ясен! — закончил комдив одиннадцатой. За­дача не только разгромить Энвера, но и окружить, унич­тожить, не пустить наполеончика на юг, на переправы че­рез Аму-Дарью, не дать уйти ему в Афганистан. Поэтому правая колонна пойдёт быстрее и решительнее. На север через снеговые перевалы Гиссара Энвер не сунется. Вот придётся ему отступать в дикие, пустынные горы Кара-тегина и Дарваза, бедные средствами. Так мы загоним его в каменный мешок.

Мешок явно понравился Сухорученко. Всегда красное лицо его ещё более покраснело, а кудлатая голова сов­сем раскудлатилась. С широкоскулого лица его сошла сразу же недовольная гримаса, вызванная замечаниями комдива, и он опять, забывшись, закричал столь громо­гласно, что все вздрогнули и чертыхнулись.

— Правильно... в мешок его, свинтуса г... ного.

Все не выдержали и улыбнулись, а комдив только сокрушенно пожал плечами.

— Прекрасно, Сухорученко, — сказал он. — Вот тебе и начинать. Двинь эскадрон на Рабат и Аккабаз. Расширь плацдарм на восемь-десять верст к югу.

— Есть, товарищ комдив, — и кудлатый Сухоручен­ко вытянулся, — расширить плацдарм. Когда начинать?

Красное, лоснящееся лицо Сухорученко сияло так, что в комнате словно посветлело.

— По коням! Жми на все педали.

Сухорученко кинулся к двери.

— Только врагов всё же считай, — бросил комдив вслед, — хотя бы после боя...

Через открытую дверь из тёмной южной ночи только донеслось:

— Коновод... дьявол Федька... коней давай...

Негромко, точно думая вслух, комдив одиннадцатой сказал: