Капица С. П.
Шрифт:
Медицинская карьера Гарвея началась блестяще. Он рано стал членом Лондонской коллегии врачей, и вскоре был приглашен придворным лекарем к Якову I, а потом и к Карлу I, казненному затем в эпоху Кромвеля. Большую часть жизни Гарвей возглавлял известную больницу св. Варфоломея в Лондоне. За три года до смерти он единогласно был избран президентом Лондонской коллегии врачей, но по старости отказался от этой почетной должности.
Знаменитое сочинение Гарвея, содержащее открытие большого круга кровообращения, появилось в 1628 г. В дальнейшем Гарвей много работал в области эмбриологии, где им был предвосхищен основной биогенетический закон развития и провозглашен принцип «Omnis anima ex ovo» («Всякое животное - из яйца»).
Мы приводим обращение к президенту Лондонской коллегии врачей, с которого после традиционного посвящения королю Карлу I, начинается трактат Гарвея «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных».
Председателю Лондонской коллегии врачей, моему единственному другу, и другим врачам, моим любезным коллегам, - привет.
Я давно уже изложил ученым врачам в своих анатомических лекциях новое учение о движении и отправлениях сердца и сосудов. А теперь в этой книжке я отдаю на суд всем свое учение после того, как уже более 9 лет я доказывал его на опытах и демонстрациях и пояснял разными соображениями и доводами, опровергая возражения многочисленных анатомов, и только по желанию и настоянию многих теперь его опубликую. Я имел бы мало надежды на то, чтобы эта книжка могла беспрепятственно появиться, если бы я не посвятил ее Вам, высокоуважаемые коллеги. В Вас я нахожу защиту всех тех наблюдений, из которых я или черпаю истину, или на основании которых я опровергаю ложное. На многих пз Вас как на достойных всякого доверия я могу сослаться, потому что Вы были свидетелями моих вскрытий, где обычно присутствовали и честно соглашались с очевидными фактами. Так как в этой книге предлагается новое учение о круговом движении крови, не согласное со старым многовековым учением лучших анатомов, то я боялся, что издание этой книги, законченной уже несколько лет тому назад, показалось бы дерзким, если бы я не предложил ее сначала Вашему вниманию, не подтвердил бы вивисекциями и не ответил бы на все Ваши сомнения и возражения и не получил бы поддержки в согласии Вашего председателя. Вместе с тем я был вполне уверен, что если я перед Вашей коллегией, славной столькими ученейшими мужами, сумею отстоять мое учение, тогда мне нечего бояться других. Я надеюсь, что так же, как в Вас я нашел поддержку в силу Вашей любви к истине, найду ее и у других столь же просвещенных читателей. Подлинно просвещенные люди, движимые горячей любовью к мудрости и истине, никогда не считают себя настолько мудрыми и ум свой настолько самодовлеющим, чтобы не принять истину, когда бы и откуда бы она ни пришла; их кругозор не настолько узок, чтобы считать, что все сделанное в науке и искусствах является настолько законченным и совершенным, что для старания и труда новых деятелей не осталось ничего. Большинство сознает, что все наше знание представляет только небольшую часть того, что нам неизвестно. Такие просвещенные люди не лишают себя свободы исследования и не подчиняются рабски преданиям и предписаниям авторитетов настолько, чтобы не верить собственным глазам, и не настолько преклоняются перед авторитетом старины как своей учительницы, чтобы изменить правде. Одинаково бессмысленными считают тех легковерных людей, которые все принимают с первого взгляда, как и тех, кто не видит явно ощущаемого, кто не признает дня в полдень. Они учат в научном исследовании избегать поэтических вымыслов и народных сказок, как и скептических отказов от исследований. Все честные и настоящие ученые никогда не поддаются до такой степени зависти или раздражению, чтобы не выслушать хладнокровно того, что высказывается ради истины, и чтобы не понять правильно освещенного факта. Они не считают позором менять свое мнение, если правдоподобность и явное доказательство этого требуют. Они не считают постыдным отказаться от заблуждения, будь это даже самое древнее так как им хорошо известно, что заблуждение свойственно человеку и что открытия могут быть сделаны случайно и любой может учить другого: юноша - старика, простец - разумного.
Но, дорогие коллеги, я вовсе не хотел пересмотром и перебиранием статей и мнений анатомических авторитетов в громадном томе показать свою памятливость, труды бессонных ночей и свою начитанность, так как я нахожу, что анатомы должны учиться и учить yе по книгам, а препарированием, не из догматов учености, но в мастерской природы. Я не собирался кого-либо из древybх лишить подобающих ему почестей, ни бросить вызов кому-нибудь из позднейших; не считаю честным поднимать руку на тех, у которых я сам учился и кто прославился в анатомии. К этому надо добавить, что я намеренно никого, кто стремится к истине, не хотел заклеймить как лжеучителя, ни обвинять кого-либо в заблуждении, но, старательно следуя только истине, я приложил все усилия, чтобы быть в состоянии что-нибудь создать, что было бы добрым людям желательно, ученым приемлемо и образованности полезно.
Итак, прощайте, славнейшие доктора, и будьте благосклонны к Вашему коллеге, анатому Вильяму Гарвею.
ДЕКАРТ
Рене Декарт происходил из старинного и состоятельного дворянского рода. Он родился в Турени, на западе Франции. Мать его вскоре умерла, и воспитанием он во многом обязан отцу, советнику парламента, который еще в детстве называл своего несколько болезненного и слабого сына «маленьким философом». Свое образование Декарт завершил в школе иезуитов. Он отправился в Париж, где познакомился с Мер-сенном, и дружба с этим замечательным ученым и мыслителем, «секретарем ученой Европы», сохранилась на всю его жизнь. В Париже Декарт вскоре занялся математикой, бросив беззаботную светскую жизнь. В 1617 г. Декарт отправился в Голландию, став вольнонаемным офицером у принца Оранского. Затем в Армии католической лиги в Баварии он участвовал в нескольких сражениях Тридцатилетней войны.
Когда Декарту было 24 года, он пережил глубокий духовный кризис. Он решил посвятить себя философии, поставив перед собой задачу создания новой системы мироздания. Декарт ушел из армии, посетил ненадолго родной дом и, совершив путешествие в Швейцарию и Италию, на несколько лет поселился в Париже. За исключением недолгого участия в осаде Ла-Рошелн, Декарт жил в Париже до 1629 г., затем он переехал в Голландию. В этой, быть может, самой свободной тогда стране Европы
ученый прожил 20 лет, и там были написаны все основные его сочинения. Однако учение Декарта породило «брожение умов» в нидерландских университетах. Богослов Боэций, ректор Утрехтского университета, потребовал сожжения книг Декарта рукой палача. До этого многие работы Декарта уже были впесены Ватиканом в «Индекс». Во избежание клеветы, доносов и суда Декарт был вынужден покинуть Голландию, и по приглашению шведской королевы Кристины переехал в Стокгольм для основания там Академии наук. Но он не перенес северного климата и вскоре умер от воспаления легких.
Декарт жил уединенно и скромно. Он не спешил с публикацией своих работ; большую роль для него играла обширная переписка с Мерсенном, Гоббсом и другими учеными того времени. В своих трудах Декарт стремился охватить все современное ему естествознание, обобщив его единым образом. Мы здесь не даем их исчерпывающей оценки; заметим только, что в области философии Декарт был дуалистом, полагая существование души и материи независимыми друг от друга. В области методологии Декарт вместе с Бэконом признавал значение опыта как основы точного знания. В астрономии Декарт принимал утверждение о бесконечности мира и был последователем Коперника. В биологии он опирался на работы Всзалия и Гарвея. Значителен был вклад Декарта в оптику, где вместе со Снеллиусом он сформулировал закон преломления света. Быть может, самым существенным конкретным достижением Декарта стала аналитическая геометрия; в «Геометрии» (1637) впервые были соединены алгебра и геометрия, что открыло дорогу изобретению анализа. Влияние Декарта на науку XVII века было определяющим: с пего началась эпоха рационализма в философии, и только через столетие его качественные и механистические воззрения в значительной мере были вытеснены более точными категориями ньютоновских принципов: недаром главный труд Ньютона назывался «Математические начала натуральной философии», подчеркивая разницу как в подходе, так и в предмете анализа «Начал философии» Декарта.
Мы приводим краткое предуведомление к декартовой «Геометрии», а также предисловие к «Началам философии» (1644). Этот итоговый труд Декарта не обладает яркостью и остротой его более ранних «Рассуждений о методе» (1627); однако предисловие к нему дает лучшее представление о взглядах самого автора, чем что-либо-другое.
До сих пор я старался быть понятным для всех; однако я опасаюсь, что этот трактат может быть прочитан лишь теми, кому уже известно содержание книг по геометрии. Поскольку в последних содержится ряд вполне доказанных истин, я счел излишним их повторять, хотя и пользовался ими.