Cтадо отдыхало в тени крупной планеты земного типа, когда группа ракет выскочила из-за горизонта, следуя повороту орбиты. Они шли на бреющем полете, продираясь сквозь верхнюю атмосферу, а потом уходили ввысь, сбросив легкие капсулы «гарпий». Те довершали начатое.
– Так, – сказал коммодор.
Стены командного отсека флагманского корабля сплошь светились экранами. Передатчики были установлены на всех кораблях эскадры, и нити радиосвязи сходились здесь, на борту флагмана. На экраны смотрели двое.
– Еще немножко, – попросил коммодор.
На экранах была планета. Круглая, крупная, опутанная сетью прицельных линий, она удалялась и приближалась, вырастала и уменьшалась, была темным неясным пятнышком, острым серебристым серпом, громадным дымящимся шаром во весь экран. В темноте на ночной стороне, прикрытые облаками, быстрые искры «гарпий» продвигались вперед.
– Кажется, проскочили, – прокомментировал коммодор.
Другие экраны показывали вид снизу, сквозь вьющуюся пелену облаков. Все мешалось и перемещалось в путаных вихрях верхней атмосферы – мутные тучи, рваный туман, а иногда откуда-то выскакивал кусочек звездного неба. «Гарпии» выходили на цель.
– Возьмите зеркало, – нарушил молчание инспектор. – На вас неприятно смотреть. Вы сейчас как какой-нибудь полководец.
«Гарпии» выходили на цель. Они подкрались к ней снизу, под дымовой завесой облаков, и теперь задирали хищные клювы, устремляясь все выше и выше – в зенит, вверх по перпендикуляру.
– Полководец, – согласился коммодор. – Поймите наконец, что нашими услугами пользуются все колонии в оккупированной зоне Галактики. Это же понятно. Корабли нужны всем, а живой транспорт гораздо дешевле обычных звездолетов.
– Слушать вас тоже неприятно, – продолжал инспектор. – Колонии, оккупация…
По стаду прошло волнение. Сторожевые самцы подали тревожный сигнал, тотчас усиленный общим радиокриком. Еще секунда – и стадо бросилось врассыпную. Но было уже поздно…
– Почему не называть вещи своими именами? – усмехнулся коммодор.
– Гуманисты, – бросил коммодор. – Если бы не вы, мы были бы уже дома.
Они сидели друг против друга, но думали об одном.
Инспектор ждал возвращения. Ведь Земля – это его восемьдесят килограммов, упирающиеся ногами в настоящую, твердую почву. Земля – это нежное небо вместо безбрежной, но душной бездны, это свободный простор вместо тесной стальной коробки. И главное – это работа. Минимум год настоящей, интересной работы, без всяких проверок и инспекций. На Земле он переставал быть инспектором и стремился теперь туда, чтобы заняться делом.
Коммодор тоже думал о Земле, но по-своему. На Земле его ждал трибунал.
– Общество защиты животных, – сказал коммодор. – Вот что такое ваше управление. Обыкновенное Общество защиты животных. А вы… Вы просто его слепое орудие.
– А вы самый обыкновенный преступник, – заметил инспектор.
Они были все там же, на флагманском корабле эскадры, но сама эскадра находилась уже совсем в другом месте. Охота давно закончилась, и корабли шли походным порядком, направляя стадо лучами гипнотизаторов, чтобы оно не сбивалось с курса, нацеленного на желтый растущий диск.
Эскадра входила сейчас в Солнечную систему. Это инспектор приказал, чтобы она следовала сюда.
– Я охотник, – сказал коммодор. – Я всю жизнь занимаюсь этой работой. Я ее люблю, наконец. И вдруг я узнаю, что это преступление, что этого надо стыдиться…
– Так оно и есть, – подтвердил инспектор.
– …Я узнаю, что мой личный состав арестован, имущество конфисковано и все мы направляемся к Земле неизвестно зачем.
– Известно зачем, – уточнил инспектор.
– Двадцать одно животное, – продолжал коммодор. – Экипажи «гарпий» поработали на славу. Двадцать одно – это не просто число. Это значит, что предел Шнейдера наконец превышен.
– Я вас поздравляю.
– Раньше это не удавалось никому. Нам тоже.
– Я вам сочувствую.
– «Поздравляю», «сочувствую», – передразнил коммодор. – Да, вы не более чем слепое орудие. Вы слушаете, киваете, иногда вставляете более или менее удачные реплики, но сути не понимаете. Наверняка вам даже неизвестно, кто такой Шнейдер.