Мангровые деревья, стеною вставшие по кромке залива, отражаются в воде. Между ними кое-где проглядывают низкорослые пальмы и островки дубов, окаймленных мхом. Лодка плавно скользит по воде. У берега важно перебирает тонкими ногами большая голубая цапля. В самых неожиданных местах из воды торчат деревянные таблички: «Не идти в кильватере», «Малая скорость». Лодка величественно скользит по водной глади.

«Лидз, довольный, стоял у руля. На нем джинсы и футболка, сандалии и нейлоновая желтая кепка с двумя переплетенными буквами П и Б в кружочке — такие раздавали два-три года назад во время рекламной кампании нового пива „Золотая девочка“ фирмы Брэчтмэннов. Лидз всякий раз водружал ее на голову во время морских прогулок. В прохладные дни он сверху одевал ветровку, купленную в универмаге „Сиерз“.

Жаркий и душный августовский день. Вокруг такая красота, что у него сжалось сердце, даже не хотелось думать о возвращении в док.

Лодка медленно проплыла под большим мостом у мыса Калузы, сделала огромную дугу и повернула назад. Море пустынно. Во всем мире были только он и Бог, такой невероятно щедрый к нему в последнее время. Его охватило сладостное ощущение покоя и одиночества.

С прогулки на лодочную станцию он возвратился минут двадцать седьмого, сел в „масерати“ и поехал на ферму. Без пятнадцати семь подъехал к дому. Пит на тракторе только что вернулся с поля и приветствовал его взмахом руки. Лидз ответил ему. Пит Рейган не имел никакого отношения к бывшему президенту, столь ненавистному Лидзу. Он командовал тридцатью шестью постоянными работниками. Он уже шесть лет после смерти старика Осмонда Лидза верховодит на ферме.

В тот вечер Джессика попросила жену Пита Элли, их экономку, приготовить на ужин тушеного омара, кукурузу и салат. Кукуруза и салат тоже растут на их полях, хотя, конечно, доход они приносят не такой, как помидоры. Ужин был накрыт во внутреннем дворике возле бассейна. Воздух был напоен влагой и удушливым зноем, а прохлада воды приносила облегчение. Ледяное пиво в высоких бокалах примиряло с погодой. Джесси была согласна с мужем, что омаров предпочтительнее есть на свежем воздухе, за длинным деревянным столом.

Конец дня не предвещал ничего дурного для Стивена Лидза.

Бог одарил его своей благосклонностью».

— В котором часу вы вернулись на лодочную станцию? — спросил Мэтью.

— Вернулся? Что вы имеете в виду?

— То, что вы вернулись в тот же вечер на пристань.

— Но этого не было.

— Значит, вы на машине вашей жены не подъезжали к «Риверью»?..

— Нет, конечно.

— А ваш звонок Чарли Стаббсу?

— Чарли? Что вы! С какой стати я стал бы ему звонить?

— Вы предупредили, что попозже вернетесь и совершите небольшую прогулку…

— Прогулку?

— Именно так. Во всяком случае, Чарли утверждает, что вы…

— Он ошибается.

— Так вы ему не звонили?

— Я ему не звонил.

— Разве вы не говорили, чтобы он не беспокоился, если услышит, что вы берете лодку?

— Я же вам сказал, что никому не звонил.

— А он говорит о вашем звонке в девять часов.

— В это время я был в постели.

— Он говорит, что вы появились на пристани около половины одиннадцатого…

— Одно из двух: он или ошибается, или лжет. Мы с Джесси выпили после ужина и уже в постели смотрели видео. Я, видимо, заснул на половине, разбудил меня…

«Раздался громкий стук в дверь и настойчивая трель звонка. Лидз пытался прорваться сквозь оковы сна и протирал глаза. Джесси набросила халат. Солнечный лучик проник в окно спальни. Под непрерывный стук и звонки Джесси выбежала из комнаты. Снизу доносились голоса. Элли закричала: „Миссис, это полиция!“

На пороге спальни возникли два исполина — черный и белый.

Это ваш бумажник? Это ваш бумажник? Это ваш бумажник?

Это его бумажник.

Посмотрите-ка, это его бумажник.

Бог отвернул от Лидза свой лик».

Инспектора полиции звали Фрэнк Баннион. Он работал в прокуратуре уже третий год. В его послужном списке было полицейское управление Калузы, а до этого служба простым полицейским, потом сержантом в Детройте. Он прожужжал уши всем офицерам в прокуратуре своим рассказом о расследовании, которое он вел в Детройте для Элмора Леонарда.

А всего-то и дел было, что Леонард, вникая в атмосферу своего очередного романа, заглядывал в их полицейский участок. В один из приходов он задал Банниону несколько вопросов, и теперь Баннион задирал нос, как будто он написал эту чертову книгу в соавторстве со своим закадычным приятелем-голландцем.

Банниону было чем гордиться. Всякому, кто соглашался его слушать, он рассказывал, что мужская половина их семейства — отец, брат, двоюродные братья со стороны отца — к сорока годам лишались волос и зубов. Баннион в свои сорок два года не потерял ни одного зуба и обладал приличной шевелюрой. Он объяснял это тем, что однажды укусил грабителя за задницу. Грабитель пытался улизнуть через окно, но Баннион вовремя укусил его. У него сохранились фотографии отпечатков зубов на заднице грабителя как вещественное доказательство. Адвокат защиты пытался сыграть на том, что Баннион превысил свои полномочия.