Может быть, у Вселенной какая-то своя, НЕчеловеческая логика. Именно с этим нам тяжелее всего примириться.

– В общем, забудь про тетку и думай про меня, – говорит Иван. – Без тебя я вообще из дома не выйду. И в квартире своей не останусь. Лучше я буду жить у тебя, на раскладушке, если так будет безопаснее. Спать на коврике в ванной, если будет надо. И мне плевать, что все выглядит так, словно я сошел с ума, я уверен, что если ты будешь рядом, со мной ничего не случится. Другого варианта у меня нет. Просто держись рядом, хорошо? Хочешь, я утрою тебе зарплату. Хочешь, куплю квартиру. Хочешь – буду есть одноразовую лапшу, если ты пожелаешь. Только не отходи от меня далеко!

Иван смотрит на меня, как собачонка, которую нерадивые хозяева выбросили на улицу.

– Думаю, я не твой ангел-хранитель, – говорю я. – Я просто твой громоотвод. Вот только молнии уходят не в землю, а попадают в рядом стоящих…

Следующие три часа тянутся до чертиков скучно. Никто не пытается наехать на нас на машине, никто не стреляет по нам из-за угла, землетрясений, схода лавин, падения астероида, перебоев в работе коллайдера и прочих катаклизмов также не наблюдается. Я уже начинаю ревниво сомневаться, не нашел ли злой рок себе персонажей поинтереснее.

Мы совершенно спокойно доезжаем до ресторанчика на Лубянке (не совсем спокойно, разумеется, я прошу Андрея выбирать самый долгий и нелогичный маршрут). Там мы встречаемся с кем-то из деловых партнеров Ивана, и пока человек с безразличными рыбьими глазами обсуждает с ним обложку будущего диска, я лениво дегустирую все безалкогольные мохито подряд. Утреннее солнце сменили тяжелые тучи, и, глядя в окно, я с удовольствием предвкушаю назревающий дождь.

Потом появляется некая девица-дизайнер, привозит макеты диска и фотографии Ивана для внутреннего буклета. Девица больше похожа на канарейку – на ней желтая футболка и желтые нахальные ботинки. К тому моменту, когда Иван и его рыбье-птичьи знакомые добираются до фамилий людей, которых стоит упомянуть на последней странице буклета, я понимаю, что присутствовать дальше на этой скучнейшей встрече смерти подобно, и выбираюсь в туалет. В кабинке, украшенной богатой лепниной и хрустальными люстрами (убранство московских туалетов в заведениях класса люкс достойно отдельной искусствоведческой монографии), напротив дорогущего унитаза обнаруживается огромное кресло-трон, забравшись на которое, я пытаюсь подвести некоторые промежуточные итоги своего пребывания в столице.

Собственное положение меня весьма веселит. Я – журналист, пославший подальше родное издание и любимую профессию ради того, чтобы практически круглые сутки изображать ангела-хранителя при одной довольно популярной, но совершенно сумасшедшей личности. Ну ладно, внесем некоторые поправки: издание не такое уж мне и родное, а в глубине души – искренне презираемое. Любимая профессия в последнее время, кажется, перестала возбуждать во мне острый интерес и приносить былое удовольствие. А сумасшедшая личность мне вполне и явно симпатична, и чисто по-дружески я бы очень не хотела, чтобы задница вышеупомянутой особы попала в какой-нибудь серьезный переплет. Разумеется, мою роль в собственной жизни личность эта преувеличивает, но если наша дружба имеет столь странные формы – я не против.

В общем, на выходе все не так уж и плохо. Да что там душой кривить – дурацкая ситуация, в которой я нахожусь, меня изрядно веселит! Она мне – парадокс! – нравится! Где бы я еще поиграла наяву в компьютерный квест за неплохую ежемесячную плату? Мама, получающая регулярно значительные переводы, уверена, что я вхожу как минимум в десятку лучших бумагомарак столицы.

Правда, за пару месяцев я успела заработать сотрясение мозга и повредить ребра в автомобильной аварии, засветиться в желтой прессе, стать свидетельницей обрушения сцены в «Лужниках», виновницей несчастного случая в метро и практически продать ненаписанную книгу. Права была Кравцова: кажется, я действительно делаю в Москве неплохую карьеру… Или это – просто приключения, которые я смогла найти в столице на свою задницу?

Невидимая рука по ту сторону двери энергично дергает ручку, напоминая, что не мне одной хочется насладиться лепниной и хрусталем. Я смотрю на часы на мобильном – черт, мы торчим в этом ресторане уже часа полтора! Нельзя столь открыто злоупотреблять гостеприимством данного заведения. Поправив, глядя в зеркало, невидимые крылья за спиной и посильнее натянув нимб на затылок, чтобы не слетел с головы, я покидаю роскошный сортир и возвращаюсь в зал.

Человек – рыбий глаз и девица-канарейка, слава богу, свалили.

– Ну где ты? – нетерпеливо восклицает Иван. – Я уж думал, ты ушла.

– Ты мне должен зарплату за прошлый месяц, так что я пока остаюсь.

– Да, кстати… Хорошо, что напомнила.

Двадцать зеленых стодолларовых купюр перекочевывают ко мне в сумку. Еще пару лет легкого сумасшествия – и я куплю себе квартиру в ближайшем Подмосковье.

– Ты из меня вытрясла всю наличность! – констатирует мой работодатель.

– У меня опасная профессия, – глумлюсь я. – И нам пора ехать в этот твой клуб.

Сегодня вечером у Ивана – концерт где-то в центре. План прост – выход в полночь, в половине первого сваливаем, едем к Ивану домой за вещами и примерно в половине второго возвращаемся ко мне. Раз он опасается собственной жилплощади и непременно хочет держаться ко мне поближе, пусть спит в третьей комнате. Вадика все равно нет на месте, а Машка, неизменно теряющая при появлении Сереброва всю свою бойкость, явно не против. Что же касается простеньких обоев и крашеных труб – потерпит!

– На чем поедем? – спрашивает Иван, выбираясь из-за стола. – Такси, самокаты, пожарная машина, дельтаплан? Или у тебя есть «Бетмобиль»?