Шрифт:
— Вникали в семейный бизнес?
— Можно и так сказать. Но также вникал в достоинства английской литературы, произведений искусства и элементарной арифметики, хотя и по несколько урезанной программе. Моим обучением руководил отец. Каждое утро он давал мне три задания, которые должны быть выполнены к вечеру, когда он и дядюшка Берт возвращались домой после трудов праведных. Отужинав, отец давал мне уроки, пока я не засыпал.
— Бедный мальчик!
— Вы так считаете? Мои дядя и тетя тоже так считали. Родственники отца по материнской линии ,полковник и миссис Форестер. С ними вы тоже завтра познакомитесь. Их зовут Родерик и Гертруда Форестер, но в семье их всегда называли дядя Прыг и тетя Трах. Происхождение шутливых прозвищ, разумеется, давно позабыто.
— Они вмешались в процесс вашего обучения?
— Именно. Когда до них дошли слухи об обстоятельствах моего отца, они лично явились в Ист-Энд. Тетя Трах, в то время энергичная молодая женщина, рьяно колотила зонтом по нашей запертой двери, а когда я ее впустил, разразилась весьма эмоциональной речью. Дядя Прыг полностью; хотя и в менее обидных выражениях, ее поддержал. Они ушли в ярости, а вечером вернулись с предложением.
— Взять на себя заботу о вашем образовании?
— И обо мне тоже. Обо всем. Поначалу отец сказал, что прежде увидит их в гробу, но в сущности в глубине души он любил их. Поскольку наш дом подлежал сносу как антисанитарное жилище, а новое место обитания найти было трудно, он в конце концов уступил. Смею предположить, что угроза подать в суд и напустить на него полицейских из отдела опеки над несовершеннолетними также возымела действие. Каковы бы ни были причины, в результате я оказался в доме дяди Прыга и тети Трах.
— Вам нравилось у них?
— Да. С отцом мы не прекратили видеться. Он помирился с Форестерами, и мы обменивались частыми визитами. Когда мне исполнилось тринадцать, он стал вполне обеспеченным человеком и мог оплатить мое обучение в приличной школе с традициями, которую сам заканчивал и куда, по счастью, записал меня при рождении. Это обстоятельство в некоторой степени освободило нас от бремени непомерной признательности Форестерам, но я по сей день испытываю к ним живейшее чувство благодарности.
— Мечтаю с ними познакомиться.
— Они слывут чудаками. Сам я так не думаю, но не мне судить.
— И как же они чудят?
— Ну... в общем, пустяковыми отклонениями от общепринятых норм. К примеру, они никогда не путешествуют без огромных зеленых полотняных зонтов, весьма дряхлых. Просыпаясь по утрам, они раскрывают зонты, поскольку предпочитают яркому свету прохладную тень. Кроме того, Форестеры всегда возят за собой изрядную часть своего состояния. Все драгоценности тети Трах, акции и облигации дяди Прыга, несколько весьма недурственных безделушек, на которые я давно положил глаз. При них также всегда значительная сумма наличными. Все добро помещается в старом солдатском сундучке дяди Прыга. Он сейчас полковник запаса.
— Наверное, они и в самом деле немножко чудаки.
— Вы так думаете? Возможно, вы правы. Но продолжим. Мое образование, вполне формальное, позже по настоянию отца было значительно расширено углубленным изучением наук, имеющих отношение к бизнесу, переходившему ко мне по наследству. Когда отец умер, я уже считался ведущим авторитетом в Европе по китайской керамике всевозможных периодов. Мы с дядей Бертом стали очень богатыми. Как говорится, к чему бы я ни прикасался, все превращалось в золото. Короче, я был из тех, кому деньги плывут в руки, а не утекают сквозь пальцы. В довершение всего — ну просто цирк! — я стал чудовищно везучим игроком и выиграл на футбольном тотализаторе два вполне королевских состояния, не облагавшихся налогом. На игру вдохновил меня дядя Берт.
— Счастливчик.
— Да, и я рад этому. Богатство позволяет мне удовлетворять мои собственные причуды, которые, возможно, покажутся вам не менее эксцентричными, чем выходки дяди Прыга и тети Трах.
— Например?
— Например, этот дом. И слуги. Особенно вас, наверное, удивляют слуги. Со времен Тюдоров до десятых годов девятнадцатого века Холбердс принадлежал моим предкам по отцовской линии, Билл-Тасманам. Они были самой влиятельной семьей в этих местах. Их девиз был прост как правда: "Несравненные". Мои предки следовали ему буквально, отказываясь от пэрства, дабы ни с кем и ни в чем не сравняться, и живя с истинно королевским размахом. Возможно, вы считаете меня заносчивым, — сказал Хилари, — но уверяю вас, по сравнению с моими предшественниками я скромен, как василек в ржаном поле.
— Почему ваша семья выехала из Холбердса?
— Голубушка, да потому что они разорились. Они вложили все в вест-индские компании и после отмены рабства остались без гроша, на мой взгляд вполне заслуженно. Дом был объявлен к продаже, но по причине его местоположения никто на него не польстился, а поскольку охрана исторических памятников тогда пребывала в зачаточном состоянии, здание подверглось ужасам запустения и превратилось в молодые руины.
— Вы выкупили его?
— Два года назад.
— И реставрировали?
— До сих пор реставрирую.
— С огромными затратами?
— Правильно. Но согласитесь, также со вкусом и понятием.
— Соглашусь, — подтвердила Агата Трой. — На сегодня мы закончили.
Хилари встал и обошел мольберт, намереваясь взглянуть на портрет.
— Чрезвычайно интересно. Я рад, что вы все еще до некоторой степени остаетесь верны так называемой фигуративной живописи. Я не хотел бы, чтобы меня превратили в шизоидное нагромождение геометрических узоров, как бы ни радовало такое зрелище глаз ценителя абстракций.