— Нормально! — присвистнул Шепелев. — А что — СМИ?

— Информация закрытого характера, — успокоил Кириллов. — МВД вежливо подвинули на обслуживание. Паровозом работает наше управление в Дагестане — их земля.

— Почему — Контора? — уточнил Шепелев. — Может, монахи — местные?

— Монахи — импортные, — уверил Кириллов. — Нашли документы. Есть решение не поднимать шума до окончания полного разбора.

— Аи, как интересно, — возбужденно потер ладони Тимофей Христофорович. — Аи и попадет кому-то!

— Если интересно, есть еще кое-какие сведения о монахах, — скучным голосом сообщил Кириллов. — Не вошедшие в факсимильную сводку. Так сказать, из компетентных источников.

— Интересно, интересно, — подбодрил Шепелев. — Рассказывай…

Сведения были весьма занимательными и гармонично дополняли умозаключения Шепелева, родившиеся в процессе путешествия на курганы. Полюбовавшись на одухотворенно светящийся взор и сморщенный лоб шефа, Кириллов вытянул из кармана шорт сложенный вчетверо листок, развернул и завершил информационную вакханалию последним штрихом — не шибко эффектным в сравнении с ранее поступившими данными, но достаточно жирным, бросающимся в глаза даже с весьма приличного расстояния.

— Теперь о товарищах, которых ты велел экстренно пробить…

— Товарищах? — Шепелев вопросительно изогнул бровь — вообще-то просил лишь навести по возможности справки о ханском потомке — господине Болдыреве. Насчет “велел” и “экстренно” ни словом не обмолвился. Как, впрочем, и об этих самых “товарищах”. Товарищи — это когда двое и более.

— Этот Болдырев приехал не один, — пояснил Кириллов. — А с неким Баклановым — кстати, тезкой бывшего тутошнего МВД.

— А связь?

— С МВД — никакой. Просто однофамильцы. А с Болдыревым — самая непосредственная. Компаньон, друг, боевой брат.

— Боевой? — заинтересовался Тимофей Христофорович.

— Ага, боевой. Хлопцы с прошлым. Оба — некогда офицеры спецназа. Прошли кучу локальных войн, остались живы, заработали капитал. Принимали живейшее участие в прогремевшем на всю Россию “бархатном” перевороте в Новотопчинске.

— Погоди, погоди… Это в девяносто шестом, что ли? Когда там всю верхушку вкупе с губернатором упразднили?

— Именно, — подтвердил Кириллов. — На обоих имеются по нескольку уголовных дел, прекращенных за отсутствием то ли состава, то ли события… а после того “бархатного” переворота парни крепко приподнялись и теперь числятся в шишках у себя в области. Вот данные.

Шепелев забрал листок, пробежал строчки глазами, хмыкнул. Однако! Как тут все к месту!

— Вопрос, — насладившись произведенным впечатлением, спросил Кириллов.

— Слушаю.

— Эти ребятки… Мы их отрабатываем на причастностьпо рабочей легенде или это… гхм… по твоей линии?

— Мотивационная подоплека вопроса?

— Никакой подоплеки. Биографии больно занимательные у ребят.

— Ответ: к легенде они никакого отношения не имеют. Это — мое.

— Понял. Еще вопрос?

— Извольте, коллега.

— Трупики в Дагестане. И этот Посвященный… А?

— Трупы — это еще разобраться надо. А Посвященный — мое. Еще вопросы?

— Вопросов нет. Есть пожелание.

— С удовольствием выслушаю.

— Мне ваше удовольствие без надобности, — обозначил некоторую независимость Кириллов. — А впредь, если чего надо… поконкретнее задачу ставь. Чтобы, значит…

— Могу совсем конкретно. — Шепелев заговорщицки подмигнул. — Хочешь — в двух словах…

— Мы договорились — твоя миссия меня не касается, — торопливо перебил Кириллов. — Ты мне враг? Ты про Шарикова<Здесь — полиграф (так называемый “детектор лжи”) (проф. жарг.). >, случаем, не забыл?

— Хорошо, не буду, — успокоил Тимофей Христофорович. — Но как тогда насчет “поконкретнее”?

— Конкретнее ставь задачу по информобеспечению, — пояснил Кириллов. — Хоть намеком направление обозначай. Чтобы не грести все подряд, наобум, додумывая, что именно тебе может пригодится, а… эм-м… трудиться в более узком секторе. Это допустимо?

— Договорились, — пообещал Шепелев. — Я продумаю этот вопрос.

— Ну вот и отлично. Так мы на передачу идем?

— Обязательно. Надо посмотреть на ребят с интересным прошлым.

— Тогда тебе надо самую малость отдохнуть, — высказал рекомендацию Кириллов. — А то вид не совсем свежий. Поспи до одиннадцати, разбужу. А сам пока рутиной займусь…

Идея насчет отдыха была весьма актуальной, но сиюминутному воплощению в жизнь не подлежала. Поворочавшись минут десять на свежих простынях, Тимофей Христофорович прислушался к процессам в черепе и понял: дабы некоторым образом утихомирить состояние приподнятости и приятного возбуждения, где-то даже граничащего с эйфорией, необходимо разгрести хаотичное нагромождение поступивших за последние сутки информационных фрагментов, рассортировать по категориям и сложить из них аккуратный штабелек где-нибудь в уголке. А потом чуть отойти, бесстрастно полюбоваться на упорядоченное скопище и определиться, что же с ним можно сделать. В общем, отпихнуть эйфорию в сторону, произвести поверхностный анализ и реально определить практическую ценность всего этого нагромождения. А после этого можно и поспать.