– Привет, малышка! – Мама поцеловала меня в лоб и провалилась в стул напротив. – Зачем ты взяла мне этот небоскреб?

– Папа рассказывал, что ты заказала себе «Биг-Мак» на первом свидании. Помнишь?

Мама посмотрела на меня внимательно.

– Так-так-так, – сказала она. – Чую, дело нечисто…

Но не успела мама как следует принюхаться, как возле нашего стола вырос сам папа.

– Соня, что происходит? – спросил он, даже не поздоровавшись. – Почему ты не сказала, что будет мама?

Я поняла, что надо идти в наступление, иначе проиграю.

– Вы все время молчите, ничего мне не рассказываете! – взорвалась я. – Вот и я не стала болтать лишнего. У вас научилась!

– Тише!

– Спокуха! – зацыкали на меня мама с папой. Так как на наш столик уже стали оглядываться люди.

– Не хотите говорить со мной. Ладно, переживу, – сказала уже тише, но все так же напористо, чтобы родители не вздумали расслабляться. – Но, будьте добреньки, поговорите друг с другом! А то как дети малые, честное слово!

Я схватила папу за рукав и буквально силой завалила на стул рядом с мамой.

– Ты посмотри на нее! – жалобно взвыл папа. – Кидается родным отцом!

Мама усмехнулась:

– Эмансипация, акселерация…

Кажется, мама с папой вновь находили общий язык. Все это было очень похоже на наши обычные семейные кухонные разговоры.

– Пап, а ты помнишь, как мама была одета на первом свидании в «Макдаке»? – Я старалась задеть сокровенные струны, окунуть родителей в воспоминания раньше, чем они соберутся с мыслями. – Мам, а ты помнишь, что было тогда на папе?

– У меня с памятью все в порядке. Он был в вареных джинсах, – припомнила мама, испепеляя отца огненным взором, под которым он должен был немедленно покраснеть и свариться, точно рак. – А еще он ходил в китайском пуховике и шелковой рубашке, похожей на наматрасник.

– Я тоже на память не жалуюсь: ты носила салатовые лосины, которые дрались током! – не остался в долгу папа. – И ангорскую кофту, из которой нещадно лезла шерсть. Кажется, твоя подруга Надя настругала себе из этой кофты беретов и носит до сих пор!

Мама вспыхнула, она подбирала слова, чтобы продолжить пикировку. Папа уставился на нее, выкатив глаза, и вдруг сказал:

– Прошло около двадцати лет, – он разглядывал маму, которую уже несколько месяцев не видел вот так близко, – теперь ты еще красивее, чем тогда…

И мама проглотила язык – такого она не ожидала. Тогда я потихоньку вышла из-за стола, мне хотелось оставить родителей наедине, как тогда, на первом свидании.

– Сейчас вернусь! Всем оставаться на своих местах!

Я поднесла указательный и средний пальцы к глазам, а потом развернула их козой к родителям: пусть знают, что я наблюдаю за ними. И потопала заказать себе пирожок с вишней.

Если бы я знала, что случится дальше, то ни за что не откусила бы от этого пирожка. Я пристроилась у стойки в уголке рядом со входом и наблюдала за тем, как родители разговаривают, не делая попыток побега. Кажется, все шло неплохо. И тут кусок чуть не застрял у меня в горле, сзади кто-то окрикнул:

– Соня, здравствуй! – Рядом сиял белозубой улыбкой Вадим. – А где же мама?

– Что вы здесь делаете? – спросила я и закашлялась.

Вадим любезно лупанул меня по спине.

– Твоя мама сказала, что сегодня вечером ужинает здесь с тобой. Я взял на себя смелость присоединиться.

– Лучше бы вы оказались трусом!

Вадим захихикал.

– Мама еще не подошла?

– Мама? А… Это… Она не придет. Передумала. Плохо себя почувствовала!

Я покосилась на родительский стол, где папа как раз сидел перед смеющейся мамой с высунутым языком – скорее всего, он изображал последние выходки Собакина.

– Кажется, с самочувствием у твоей мамы все в порядке! – Вадим явно проследил за моим взглядом.

– Я не хотела вас расстраивать, – широко улыбнулась я, изображая участие. – Я передам маме, что вы брали на себя смелость…

– Спасибо за заботу, – оскалился Вадим. – Я сам в состоянии передать все, что считаю нужным.

И перед моим носом просвистел веник из ядовито-лимонных ромашек. Не успела я сообразить, что происходит, как Вадим уже размахивал своим безвкусным букетом над столиком родителей. Мама поднялась и пыталась что-то объяснить. Она смотрела то на отца, то на лысого хлыща, отмахиваясь от букета. Слов я разобрать не могла, а подойти боялась. И вдруг прогремел папин отяжелевший басок:

– Не надо из меня Рональда Макдональда делать, – сказал он резко.