«Притертый», кряхтя и охая, вскарабкался на водительское место и припечатал своей ручищей ладонь чеченки к ране. Антон сцепил руки в замок, прижал живот роженицы под грудью и медленно стал подаваться назад, словно собирался вытащить вздутый живот прочь из кабины отдельно от остального тела женщины.

Впавшая было в беспамятство чеченка, учуяв каким-то шестым чувством, что ей помогают, с грехом пополам набрала в пробитую грудь воздуха и напряглась в последнем неимоверном усилии, сжимая левый кулачок до мертвенной белизны костяшек и насквозь прокусывая неловко угодивший меж зубов кончик языка.

— Лезет! — заорал Антон, ощутив, что плод покидает тело матери. — Лезет, еб вашу мать!!! Лезет, бля!!! Давай, милая, давай… Ох-ххх… Все, что ли?!

«Милая» дала. Предсмертной конвульсией дернулись в мощном импульсе мышцы таза, дитя вывалилось в подставленные ладони Антона — и тут же каменно напряженные лодыжки женщины обмякли, безвольно соскальзывая вниз.

— Готова, — огорченно констатировал «притертый». — В смысле, совсем. Конечно, с пробитым легким так тужиться… А смотри — пацан. Вон, писюн видать…

— Оно не дышит, — пробормотал Антон, растерянно покачивая в руках осклизлый комок синевато-багровой плоти и рассматривая пуповину, тянувшуюся неэстетичной кишкой от этой плоти в недра мертвой матери. На гомон спешивающихся казаков, направлявшихся от притормозивших чуть выше машин к месту происшествия, он не обратил решительно никакого внимания. — Оно это — того… Че делать-то, акушер?!

— Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! — пробасил подоспевший атаман с автоматом на изготовку. — И че вы тут, нах, устроили?!

— Погоди!!! — яростно крикнул Антон. — Не видишь, что ли?! Я убил его мать! Ты понял? А теперь оно — того… Оно же орать должно… Че делать, акушер?!

— Отсосать надо, — угрюмо буркнул атаман, окидывая местность мимолетным взором и понимающе сводя лохматые брови на переносице. — Да-а, вот это, нах, тебя угораздило, бляха-муха…

— Чего надо? — непонимающе уставился Антон на шурина. — Не понял?!

— Не орет, нах, потому что забито у него все, — пояснил атаман. — Нос, рот… Отсосать надо. Да чо ты, нах, его так держишь! Ты его еблищем вниз разверни!

Антон неловко развернул дитя лицом вниз, не раздумывая присосался к носоглотке и в три приема удалил забившую дыхательные пути слизь, сплевывая на дорогу — о брезгливости в тот момент он как-то не думал.

— А теперь — поджопник, — поощрительно крякнул атаман. — Давай, давай!

Антон сочно шлепнул по сморщенной дрябло i заднице ребенка, примерился было дать еще шлепок… Дитя всхрапнуло, заглатывая первую порцию воздуха, сипло заперхало и огласило окрестности молодецким взвизгом.

— Во! — одобрительно крякнул атаман, доставая нож и перерезая пуповину. Затем ловким движением — будто всю жизнь только этим и занимался, завязал пупок под самый корень. — Одним чеченом больше… И чо ты с ним собираешься делать?

— У Татьяны молоко… Ну, кормит же она, — сбивчиво пробормотал Антон, ощущая вдруг во всем теле внезапно навалившуюся безмерную усталость. — Или в райцентр… А там видно будет…

— Совсем сдурел? — вскинулся атаман. — Чечена в дом взять? Тебя чо, нах, — по башке треснули, нах?! Не, ты гля на него — гинеколог фуев! Те зеркало поднести? Рожа светится, нах, будто сам родил!

Антон пожал плечами, удивляясь сам себе. Конечно, ситуация более чем странная. Пес войны, с задубевшей от своей и вражьей крови шкурой, умудрившийся выжить в непрерывной пятилетней бойне и отправивший на тот свет не один десяток супостатов… дал жизнь сыну врага. И бормочет что-то насчет взять в дом… Чушь какая-то! Но может ли кто из его боевых братьев похвастаться, что когда-либо был в таком положении? Нет, разумеется! Война — не роддом, смотри выше. И кто его знает, как повел бы себя сам атаман, окажись он на месте своего примака…

— Ладно, ладно, — примирительно буркнул Антон. — Разберемся как-нибудь… — и мотнул головой в сторону «притертого», так и оставшегося на водительском месте в «таблетке»:

— Кстати, братишка, вот он, твой снайпер. Эта баба по вам и стреляла.

— Что-о?! — будто ударенный током дернулся «притертый» — вперился в спасителя горящим взором. — Баба?! Ах ты ж… А ты… Ты что ж раньше-то…

— Ну, извини, братишка. Извини… — Антон отвел взгляд, неловко передернул плечами. — Чего уж теперь-то… Вон — готова…