Следил тот Яшке и за отношениями с покупателями — в первую очередь оптовиками и посредниками. И здесь он был более чем строг со своим собственным начальством: «У Щукина говорят, что отделку на бумазее полосатой обязательно нужно сделать мягче, тогда каждая полоса будет больше отливать, прошу приказать сейчас же сделать». А иногда случались и такие замечания: «С. И. Щукин весьма недоволен выпуском рисунков на нашем кретон-креме и розе. Если они вышли неудачно, то их ни в коем случае высылать не следовало бы, этим роняется достоинство фирмы».

Руководство мануфактуры к требованиям Николая Францевича относилось с пониманием — конъюнктуру рынка этот строгий немец чувствовал прекрасно.

К началу XX столетия стали научными и технологии. Прошли те времена, когда для получения особо качественных результатов краски готовили на хлебном уксусе, ткани вываривали в мыле с отрубями, после чего клали на снежный наст или на травку и поливали из леечки водой. Ивановские фабрики были вполне цивилизованными, производительными и конкурентоспособными. Притом что условия там были значительно хуже морозовских. Жизнь рабочих на ивановских мануфактурах еще в середине XIX века была довольно безмятежной и веселой. Праздников и выходных было немало, и рабочие охотно ездили на пикники на берег речки Талки, устраивали посиделки вечером, иной раз посещали кабаки.

Однако же уже к концу столетия условия не то чтобы ухудшились, но стали весьма заметно различаться. Зарплата чернорабочего была 7–8 рублей в месяц, а рабочего квалифицированного — приблизительно в два раза больше. При этом была развита система штрафов. В частности, «за нарушение тишины и благочиния, за несоблюдение чистоты и опрятности» могли оштрафовать на рубль, а «за неисправную работу, порчу материалов, машин и других орудий производства» штраф составлял до трех рублей. При этом некоторые предприниматели вводили и свои, весьма оригинальные законы. Например, в «Особых правилах» фабрик Грязнова было сказано: «Рабочие и мастеровые обоего пола и всякого возраста должны ходить по воскресным и праздничным дням в церковь. Виновные в неисполнении сего подвергаются денежному взысканию».

Что ж, атеисты могли выбирать себе другое место работы — это правило от соискателей никто скрывать не собирался.

Жизнь рабочих чаще всего проходила без излишеств. Это признавали и сами предприниматели. Один из них, Яков Гарелин, записал в своем труде «Город Иваново-Вознесенск или бывшее село Иваново и Вознесенский посад»: «Мясо является на столе рабочего только по большим праздникам, в будни и небольшие праздники он ест что Бог послал: пустые щи, кашу, горох, редьку и т. п. незатейливые блюда простонародной кухни».

Некоторые рабочие питались на так называемых «фабричных кухнях». «Северный край», газета далеко не революционная, описывала эти общепитовские заведения так: «Кухня помещается в мизерном, тесном и грязном здании. Когда я входил в кухню, то меня прежде всего поразил запах: смесь кухонного, донельзя удушливого и прокислого воздуха с сильным, бьющим по носу воздухом». Ассортимент подобных заведений, разумеется, роскошеством не отличался: «В обед и ужин — щи из серой капусты с небольшой подправой из пшеничной муки, каша гречневая или пшенная с одной ложкой постного мяса; к чаю два раза в день черный хлеб».

Условия жизни неквалифицированных рабочих были под стать их питанию. Газета «Старый Владимирец» сообщала об одном из фабричных районов Иванова: «На «Ямах» грязная, зачастую холодная, тесная избенка, где ютятся нередко от 10 до 25 человек обоего пола… санитарные и гигиенические условия прямо ужасны. Спят по всему полу, плечо в плечо… Для рабочего имеются только кабаки… да десятки пивных. Словом, целая паутина пьянства… Ни город, ни фабриканты ничего для здорового отдыха и удовольствия рабочих не сделали».

Однако в этой отповеди фабрикантам есть одно слабое место. В таких условиях проживали только самые низкооплачиваемые рабочие, к тому же регулярно пьянствующие и, видимо, систематически подверженные штрафам. Рабочие квалифицированные жили в достаточно удобных квартирах и домах, имели собственные огороды и скотину. Люди целеустремленные, на досуге предпочитающие кабакам театры, могли сделать в Иванове вполне успешную карьеру.

В любом случае профессия ткача была в то время крайне вредной. Понятий «охрана труда» и «техника безопасности», разумеется, еще не существовало, а работать приходилось в атмосфере, насыщенной всяческими химическими испарениями. Ивановский писатель Ф. Нефедов так описывал собственные впечатления от посещения ткацкого цеха: «С непривычки после какой-нибудь четверти часа пребывания кружится голова и чувствуется тошнота». Рабочие, конечно, были к этому привычны и боли головной не ощущали, только жаловались:

— Одежи не напасешься… И износишься и преет на тебе все и расползается во все стороны… Бе-да!

(Прело и расползалось, разумеется, от тех же самых испарений.)

По городу ходила самоироничная частушка:

Но экологическую ситуацию такие сочинения не улучшали.

Ткани, впрочем, выпускали и на малых мощностях. Маленькие фабрики — маленькие заботы. «Спутник по древнему Владимиру и городам Владимирской губернии» сообщал: «Хотя теперь Судогда один из наименее значительных городов Владимирской губернии, он все-таки имеет некоторое промышленное значение благодаря своему льнопрядильному производству. В Судогде имеется одна довольно крупная льнопрядильная фабрика фирмы К. Л. Голубева; она производит льняной пряжи и ниток на 800 тысяч рублей, более чем при тысяче рабочих».