— Рабочему классу нужен хлеб! — назидательно сказал Ленин.

— Дык нешто мы без понятия? Знамо дело — нужен! Вы, гражданин-товарищ, не думайте, будто мы против коммунизьмы! Пущай она будет, ваша коммунизьма, тока не у нас, а где-нибудь в другом месте…

Владимир Ильич посмеялся и молвил деловито:

— Ничего, товарищ, всё у нас наладится, вот увидите! Ещё сами заживёте в новой, социалистической дегевне, куда мы пговедём электричество, а кулачество выведем, как клопов-кровопийц. Это кулак-мигоед хлеб прячет, это он бешено сопготивляется рабоче-крестьянской власти! Вешать таких надо! Вон как было в соседнем уезде — и продотрядовцев отстреливали, и зерно погтили, лишь бы нам не досталось. А расстреляли мы сотню кулаков — и сразу хлеб нашёлся!

Ничего не ответил «заглавному большевику» несознательный крестьянин, не успел — тарахтя и бибикая, подъехали две машины. Прибыл наркомздрав, привёз врачей. Нервный, напуганный Семашко увёл Ленина на обследование, извиваясь и ёжась, а Кирилл решил совместить полезное с полезным — и Кузьмича вывезти, и разведку учинить. Пока оба шоффэра ушли в дом, Авинов подозвал Васю Прохорова.

— Рулить умеешь? — спросил он.

— Симон Аршакович научил! — заулыбался тот.

— Садись тогда за руль, подкинем мужика до деревни.

— А-а…

— Горки окружены, — спокойно сказал Кирилл.

— А-а! Ну тогда ясно…

Автомобиль был точно такой же, как тот, на котором Ленин ездил на завод Михельсона, — дорогой, ручной сборки, «Тюрка-Мери-28».

Охая и вздыхая, Исаев залез на заднее сиденье, Авинов устроился рядом с водителем.

— Трогай!

Рыча мощным двигателем, машина покатила по щебнистой дороге. Руку с парабеллумом Кирилл держал на коленях. Миновав Берёзовую аллею, «Тюрка-Мери» свернула к Вышним Горкам. Тут-то из зарослей поднялись, как суслики у норок, чоновцы. Проезду они не мешали, видать, их сбило с толку, что машина принадлежала наркомату здравоохранения.

У околицы Прохоров остановился, и Кузьмич выбрался из машины, кряхтя: «Мне б такую… В хозяйстве пригодится…» Авинов вышел следом и громко сказал:

— Ну, прощевайте, товарищ! — и тут же добавил тихою скороговоркой: — Немедленно свяжись с Буки, чтоб нашим передал — пусть используют «текущий момент»! Пусть в ОСВАГе не жалеют листовок — так и так, мол, выпер Свердлов недобитого Ленина из Кремля и тиранит пролетарьят с Троцким на пару, дурит народ, как хочет! Пусть-де поворачивают штыки на Москву. Бей продажных комиссаров! Свободу Ленину! Ну и так далее…

— Обрисуем как есть, — осклабился Исаев, — не сумлевайтесь!

Воротясь на место, Кирилл сказал:

— А вот теперь, Вася, гляди в оба. И если я скажу: «Гони!» — ты уж постарайся. Жми как следует!

Прохоров медленно кивнул, заводя двигатель.

До самой Берёзовой аллеи никто их не тревожил, и вдруг сразу пятеро чоновцев с винтовками наперевес вышли из-за деревьев.

— Сто-ой! — послышался окрик.

— Гони! — рявкнул Авинов.

Мотор в пятьдесят «лошадей» взвыл, бросая «Тюрка-Мери» вперёд. Машина завиляла, накатывая на коммунаров, и те отскочили в стороны, матеря лихача.

— Сто-ой, контра!

Кирилл резко обернулся. Коммунары щёлкали затворами, а один уже прицеливался, готовясь выстрелить. Авинов опередил его на долю секунды. Не попал, но заставил шарахнуться. Второй выстрел был удачней — чоновец схватился за плечо, роняя винтовку, а третья пуля согнула его в три погибели — то ли в бок угодила, то ли в живот. В бок — это болезненно, но не смертельно, а вот в живот…

— Так их, пр-редателей! — воскликнул Вася. — Главное, «контрой» обозвали! Сами они контра!

Зудящим шмелём пролетела пуля, уже после донёсся выстрел.

— А от хрена с морквой! — высказался штабс-капитан, и комсомолец весело захохотал.

Издёрганный Семашко убыл, и день покатился прежней колеёй. Про инцидент у Берёзовой аллеи никто не вспоминал, будто и не случилось ничего. Чекисты делали вид, что не замечают комсомольцев, а те подчёркнуто игнорировали людей Свердлова. Когда стемнело, Авинов отправился на боковую, но уснуть не пытался — ждал Аню. И дождался. Страх перед тем, что девушка скажет: «Ты не Вика!» — ещё не до конца стаял в нём, он по-прежнему напрягался в постели, но это как раз помогало «любви пчёл трудовых» — длило и длило блаженнейшее сопряжение…

Ночь прошла без тревог, день комсомольцы провели, гуляя по парку, всею гурьбой топая с Ильичом, беря вождя в дружеское окружение или оккупируя флигель, судача вполголоса, чтобы не мешать работе вождя. Ленин сумел-таки дозвониться до Москвы — Мальков поставил его в известность, что возвращение предсовнаркома — разумеется долгожданное! — к сожалению — конечно же к величайшему! — откладывается. Причина? А кремлёвская квартира Ульяновых находится на ремонте! Ильич в ярости бросил трубку, а свет в его комнате погас лишь часам к трём ночи. Сутки прочь…