Можно спросить: что это, запоздалое повторение слов Ленина о «зазнавшейся партии», сказанных в 1920 году? Однако когда двое говорят одно и то же, это далеко не одно и то же. Ленин имел моральное право предупреждать. Сталин мог только лицемерить, ибо прекрасно знал что происходило в стране и партии за годы, прошедшие после ленинского предупреждения.

Вторая особенность. О ней говорили многие, слушавшие Сталина. Когда слушаешь его железную логику, сопровождаемую четкими фактическими и цифровыми данными, это производит колоссальное впечатление: Сталин все знает, знает больше любого специалиста. Новые танки. Новые орудия. Учет уроков войны. Учет финских уроков. Новые дивизии. Новые самолеты, со скоростями 600—650 километров в час. Но что получила в результате Красная Армия, хотя и номинально обладала к 22 июня 22 000 самолетами и 23 200 танками? Только одно утешение: как-то Гитлер заметил, что не начал бы войны, если бы знал, что у Сталина столько танков. Но это было кокетство: в ОКВ и ОКХ знали, что новых, современных танков у противника очень мало, а современных самолетов – еще меньше.

Обманывал ли Сталин только других или самого себя? Казалось, Финская война должна была бы его научить. Она, безусловно, научила войсковых командиров – но далеко не всех, особенно в верхах. Сталина же обманывала та самая система, которую он создал. Каждое звено этой системы во имя самосохранения рапортовало о выполнении всех мудрых указаний, не заботясь о самих указаниях. Русское слово «показуха» получило распространение в последние годы, но его родила сталинская система. В отличие от царских времен «час истины» в советском государстве пришел не после 300 лет царствования династии Романовых, а 22 июня.

Собственно говоря, в своей речи 5 мая Сталин выступил против Сталина. Он безошибочно предсказал ту самую катастрофу, которая ожидала советскую армию и государство – ибо совершил те самые ошибки, о которых предупреждал других. Он не учел уроков войны, не смог уберечь партию и себя от самообмана и зазнайства. Есть и другое важное и роковое качество во внутренней противоречивости советского лидера. Когда политики начинают понимать опасность, они часто предпочитают не отступление, а «бегство вперед». Если у тебя есть слабость, которую может заметить противник, то почему бы не провозгласить себя сверхсильным? Почему бы не действовать так, как действовал бы сильный? Тогда рациональный анализ может заставить противника поверить в твою силу. Сталин как гениальный мистификатор не раз прибегал к этому методу.

Но в том числе и перед войной? Сторонники тезиса о «советской экспансии» любят приводить некоторые выступления советских военных и партийных лидеров, в которых выдвигались откровенно агрессивные тезисы. К примеру, речь начальника Главного политуправления Красной Армии Льва Мехлиса в марте 1939 года на XVIII съезде ВКП(б), в которой он требовал увеличения числа советских республик. Тут же ссылаются на близость Мехлиса к Сталину, чего опровергнуть нельзя. Мне, 19-летнему юноше, дружившему с сыном Мехлиса Леней, приходилось за столом в его доме слышать глубоко убежденные в своей правоте слова Льва Захаровича о том, что поход Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину как раз и есть то «увеличение советских республик», о котором Сталин говорил в знаменитой «Клятве» после смерти Ленина. Есть еще несколько менее известных цитат, например слова Андрея Жданова в 1941 году о «конце оборонительных войн».

Из цитат дома не выстроишь, хотя их и не скинешь со счета. Дело только в том, что одновременно существовали «цитатные настроения» Жданова и Мехлиса и – рядом с ними реальное военное планирование генштаба, одобренное и утвержденное «свыше». Пропагандисты могли хвастаться, генштабисты должны были заботиться о войсках, и им было не до хвастовства. Сталин же охотно допускал и то, и другое, будучи верным своему давнему методу играть на нескольких струнах, оставляя последний аккорд за собой.

Так было и 5 мая. Присутствовавшие вспоминают о некоторых «драматургических подробностях», которыми Сталин расцветил свое выступление. Так, когда он стал говорить о недостатках военного обучения, то обратился к начальнику Военно-воздушной академии генералу Соколову-Соколенку и строго спросил его:

– Какие новые самолеты вы изучаете со слушателями?

Такой же вопрос задал он начальнику Артиллерийской академии. Генералы поднимались с места, но молчали. Так запомнил эту сцену генерал Толконюк. Он даже записал такие слова Сталина, когда тот говорил о Германии:

«Мы стоим на пороге большой войны, которую, по-видимому, избежать нельзя. Своей правильной политикой и, в частности, договором с Германией о ненападении мы выиграли определенное время.»

Генералу Лященко запомнились они несколько иначе:

«У нас с Германией не сложились дружественные отношения. Война с Германией неизбежна, и (повернувшись к Молотову) если товарищ Молотов и аппарат Наркоминдела сумеют оттянуть начало войны, то это наше счастье. А вы поезжайте и принимайте меры на местах по поднятию боеготовности войск».

Когда я позволил себе усомниться в точности воспоминаний, мой собеседник сказал с возмущением:

– Нет, спутать я не мог и вот почему. После выпуска я поехал на первое место службы в Запорожье и был поражен благодушием и спокойствием, царившими там. Меня, конечно, попросили рассказать о речи, я это сделал. Но тут же ко мне подошли представители политуправления и особого отдела и стали строго спрашивать: почему я разглашаю государственные секреты? И не придумал ли я чего лишнего? Тем более что в газетах писалось совсем другое. Эх, после 22 июня, когда нам пришлось отправляться к фронту без винтовок, без пушек, я не раз вспоминал о словах Сталина…

– А произносились ли тосты? – спросил я генерала.

– Конечно! Например, знаменитый тост за артиллеристов, когда Сталин назвал артиллерию «богом войны»…

К сожалению, добавил он, не всегда было слышно репродукторы, да и в зале (он сидел в Грановитой палате) было шумно.

Архивы помогли заполнить и это «белое пятно». Было записано содержание трех тостов, произнесенных Сталиным.

Вот этот текст:

«1-е выступление товарища Сталина на приеме

Разрешите поднять тост за наши руководящие кадры академий, за начальников, за преподавателей, за ликвидацию отставания в деле изучения современной материальной части.