Но вместо драконов и дворцов впереди открывалась очередная заводь, и низкая стена красноватого тростника на том берегу скрывала новые протоки. Течение исчезло совсем.

– Эта лужа и есть ваше море? – спрашивал Карташов. – Погано живете, коллеги. Ни воды большой у вас нет, ни зверья, ни птиц… Эй, а я знаю, отчего вы вымерли! От скуки!

Почему бы слегка не подразнить тех, кто следит за ним и ждет? Вдруг ответят?

Но маленькие провокации ничего не давали, а на крупные Андрей пока не решался.

Однажды ни с того ни с сего на ум ему пришла фамилия Огнев и не захотела покидать голову. Болталась в ней целый день, как камешек в погремушке. Изводила, как пошлый прилипчивый мотивчик. Главное – откуда? Карташов не знал никого с такой фамилией. Крыша едет…

– С ума свести меня хотите? – спрашивал он неизвестно кого. – Валяйте. У вас получится. Что, мое состояние недостаточно измененное для Контакта? Хоть бы намекнули, какая разновидность сумасшествия вам желательна. Шизофрения? Паранойя? Циркулярный психоз? Ау!..

В ответ лишь мерно всхлипывала вода под веслом да тихонько шуршал тростник на слабом ветерке. Ничего другого он и не умел делать.

Комету открыл Гивенс – случайно. Просто заметил ее в углу экрана во время рутины визуального осмотра обшивки корабля. Небесный странник был похож на туманное пятно со светящейся искоркой посередине. Еще у него имелись два призрачных хвоста – один тонкий, как луч, другой недлинный и пышный. После консультации с ЦУПом выяснилось, что комета новая, параметры ее орбиты скоро будут установлены. И действительно, тридцать часов спустя поступило сообщение: комете присвоено предварительное имя «комета Гивенса», ее орбита не пересекается с траекторией «Ареса», точка максимального сближения (1,17 миллиона километров) уже пройдена. Прохождение «Ареса» сквозь пылевой хвост кометы исключено, однако…

– Налюбовались? – кисло спросил Аникеев, собрав экипаж в жилом отсеке. – А теперь сюрприз: мы можем зацепить газовый хвост.

На несколько секунд повисло молчание.

– Разве это нам чем-то грозит? – спросил Булл.

– Вероятно, нет. – Командир пожал плечами. – Наверняка никто не знает. Когда имеешь дело с кометой, ни в чем нельзя быть уверенным.

Глупо сказал, подумал он. Кто прежде имел дело с кометой? Только беспилотные аппараты.

Но поправлять себя не стал.

– Деление хвостов на пылевой и газовый довольно условно, – сказал он. – Вдобавок на таком расстоянии от Солнца с кометой может произойти все, что угодно. Газовые выбросы – это уж точно. Газ взламывает минеральную корку на поверхности ядра и уносит с собой ее частицы. Среди них могут быть и довольно значительные.

– Какого, например, размера? – проявил любознательность Булл.

– Камни. Глыбы. Песчинки. Весь ассортимент. Ну, песчинки и пылинки нам, положим, не страшны, но камни… Мы удаляемся от Солнца, комета приближается, мы движемся вокруг Солнца в прямом направлении, комета – в обратном, относительные скорости суммируются. Сами догадайтесь, что будет, если нас стукнет чем-нибудь тяжелее мелкой дробинки.

– А парус? – спросил Булл.

– В космосе полным-полно пылинок, – пробурчал Аникеев. – Можешь не сомневаться, в нашем парусе уже сотни микродыр. Словом, так. Пугать не хочу, ЦУП советует нам не дергаться, и я, как командир, настаиваю на том же. Но быть начеку. Кому надо освежить в памяти инструкцию на случай разгерметизации, тот пусть сделает это. Все, работаем.

Один лишь Эдвард проворчал, удаляясь, что земные астрономы, между прочим, могли бы обнаружить комету заблаговременно. Ха-ха. Шутник. Не все, что летает в космосе, обнаруживается. Скажем, парус «Ареса» виден с Земли как телескопическая звездочка, а чтобы разглядеть его форму, нужен телескоп с апертурой… м-м… около трех метров. Критерий Релея. Да еще желательно, чтобы инструмент находился вне атмосферы, да еще надо точно знать, куда его направить… Ладно, не все так страшно. Гивенс подарил свое имя космической ледышке, риск столкновения с опасным микрометеоритом возрос, очевидно, всего лишь на несколько процентов, да и то на время. Комета маленькая, тьфу на нее, полет продолжается, китайцы по-прежнему лидируют в гонке, Андрей в искусственной коме… Все хорошо, прекрасная маркиза!

Ни ЦУПу, ни экипажу Аникеев ни словом не обмолвился о разговоре с Карташовым во сне. Сон – он и есть сон. Явление того же порядка, что чох и вороний грай. Земля встревожится: психика командира в норме ли? Экипаж, пожалуй, поймет, тут со всеми странные дела творятся… но Аникеев молчал. Пусть вынуты скелеты из шкафов (еще все ли?), пусть экипаж теперь действительно напоминает экипаж, а не сходку секретных агентов разных держав… все равно Аникеев держал язык за зубами. Во-первых, национальный вопрос. Если речь действительно идет о Контакте, то почему к нему оказались причастны только русские? Обидно. Национальное самосознание – штука тонкая и иррациональная, не надо теребить его без нужды. Во-вторых, Андрей – тот, что в медотсеке, – безнадежен. Рано или поздно случится неизбежное. И что тогда? Только лишняя горечь. Не всех и не всегда нужно тешить розовыми иллюзиями.

Поискать на ареоцентрической орбите еще один крупный спутник, конечно, следовало, но как и чем? «Арес» не имел на борту крупного телескопа, а обращаться в ЦУП со столь странной просьбой Аникеев пока не решался, и не знал, решится ли. Быть может, облечь просьбу в форму шутки – вдруг поймут?

Потому что иначе – ждать и ждать. До Марса еще далеко.

– Топазы, ЦУП на связи, – в положенное время донесся через миллионы километров голос Веденеева. Чтобы достичь «Ареса», ему потребовалось пять минут с секундами. – Как самочувствие?