Из головы не желает выходить предстоящий разговор с Гарри. Я раз за разом прокручиваю то, что мне нужно ему сказать. Но пока ни один из вариантов не кажется мне веским и адекватным. А мне нужно сделать так, чтобы он мне поверил. Значит, мне нужно сделать ему больно, а я пока не представляю, как это может у меня получиться. Потому что Гарри — последний человек, которому я смогу причинить боль. Даже если это будет для его блага.

Я стараюсь думать о том, что я должен это сделать. Так будет лучше для него. Если он узнает, что со мной происходит, он сойдёт с ума. Я точно это знаю и очень хорошо представляю его реакцию. А мне это не нужно. Я хочу, чтобы он жил, чтобы был счастлив. К сожалению, пока он счастлив только со мной. Но я надеюсь, что через какое-то время он забудет меня и найдёт счастье с кем-то другим.

У меня так хорошо получается себя накрутить, что под конец дня я иду за огневиски и опустошаю почти целиком бутылку к приходу Гарри. Понимаю, что это малодушно, что я трус. Но иначе у меня просто ничего не получится.

***

Когда Гарри возвращается, я сижу на диване в гостиной. Меня уже тошнит от запаха спиртного, но я убеждаю себя, что это необходимое мне сейчас лекарство.

Гарри выглядит уставшим и расстроенным. Он садится на диван рядом со мной и вздыхает. Я понимаю, что визит к Уизли оказался для него тяжёлым и болезненным.

— Не скучал тут один? — спрашивает он бесцветным голосом.

— Я варил одно зелье, — отвечаю я и делаю ещё глоток огневиски.

Гарри с интересом смотрит на почти пустую бутылку, стоящую на столике возле меня.

— Устал?

— Да, на ногах весь день провёл.

— Хочешь, сделаю тебе массаж? — спрашивает он и уже дотрагивается до моего плеча, но я вздрагиваю и скидываю его руку.

— Гарри, мне нужно с тобой…

— Жаль, что ты не пошёл со мной, — перебивает он меня. — Это всё было довольно тяжело.

— Я понимаю, но я вряд ли бы внёс позитива своим присутствием.

— Дело не в этом. Ты был бы рядом, и мне было бы не так тяжело.

У меня к горлу подкатывает ком. Я открываю рот. Господи, неужели я сейчас это скажу?!

— Знаешь, — продолжает Гарри, и мне приходится на какое-то время закрыть рот, — я пообщался с Джорджем. Он сейчас похож скорее на привидение, чем на человека. Он переживает больше всех. Они ведь с Фредом были больше, чем просто близнецы. Это был… как бы один человек, но их было двое. Понимаешь? — Ничего не понимаю, но зачем-то киваю. — То есть они были настолько близки, что теперь их как будто пополам разрезали. Это так страшно. Когда я его увидел, я почему-то сразу подумал о тебе.

— Почему? — невольно вырывается у меня вопрос.

— Потому что если бы ты умер, со мной было бы то же самое, что и с ним. Я бы просто превратился в призрака и перестал существовать.

У меня сжимается сердце. В основном, потому, что теперь я точно уверен в том, что правильно собираюсь поступить. Всё. Я готов. Я открываю рот снова.

— Мне до сих пор кажется, что я тебя потерял, — шепчет Гарри, и слова вновь застревают у меня в горле. Более того, я чувствую, что моментально начинаю трезветь. — Если я тебя потеряю, я просто этого не переживу. — Он поворачивает голову ко мне, и я вижу, что в его глазах стоят слёзы. — Я очень счастлив, что я с тобой… — уже еле слышно добавляет он и вплотную придвигается ко мне.

Он кладёт мне голову на плечо и закрывает глаза. А меня начинает трясти мелкой дрожью. По спине стекает капля холодного пота. Так я не волновался, наверное, ещё со школы. Когда я снова пытаюсь сказать то, что вынашивал целый день, у меня сводит желудок. Я сижу с открытым ртом и не могу произнести ни слова. Как будто на меня наложили Silencio.

Я не могу! Янемогуянемогуянемогу! Я не могу ему этого сказать! Что мне делать? Как мне со всем этим справиться?! Я почему-то начинаю истерично мотать головой, словно споря сам с собой. Гарри открывает глаза и с беспокойством смотрит на меня.

— Ты дрожишь. Что случилось?

— Ничего. Просто устал. Мышечное перенапряжение.

— Может, всё-таки массаж?

В его голосе нет соблазнительных или заигрывающих ноток. Он искренне хочет мне помочь.

Я ещё с полминуты смотрю в его зелёные глаза и понимаю, что проигрываю битву с самим собой. Огневиски не помогло. От него только хуже, оно мешает соображать. К тому же, заводить такие разговоры на пьяную голову — это просто неуважение к Гарри. Ладно, сегодня я проиграл сам себе со счётом один — ноль.

— Давай.

Я даже улыбаюсь. Гарри тоже улыбается и начинает растирать ладони.

— Здесь или в спальне?

— Пойдём в спальню. Там удобнее.

Через несколько минут я без одежды укладываюсь на прохладную простынь, а Гарри садится сверху и начинает умелыми движениями разминать мои затёкшие мышцы. Это чертовски приятно. У него потрясающие руки, и я люблю каждый его пальчик. Я готов целовать его ладони до бесконечности, я готов переплетать наши пальцы до тех пор, пока их невозможно будет расцепить. Я готов любить его и обожать, но я не могу себе этого позволить. Просто не могу!