Шрифт:
Фридрих Великий присылал своему почитателю пламенные послания, в которых призывал проявлять твёрдость, без которой управлять Россией невозможно. Он убеждал Петра как можно быстрее короноваться, но Император не спешил с этим важным делом. Коронация подчеркивала сакральный смысл Царской властной прерогативы; это был нерасторжимый мистический брак с Россией. К слову сказать, расчетливая Екатерина вела себя совершенно иначе и как только захватила власть, то уже через три месяца короновалась в Успенском соборе Московского Кремля.
Однако было бы совершенно неверно считать, что при Петре Фёдоровиче наступил столбняк в делах управления государством, а сам правитель большую часть времени бражничал со своими голштинцами и занимался строевой подготовкой. Были приняты важные решения, свидетельствующие о серьезном отношении Петра III к положению подвластной Империи.
Уже в феврале 1762 года появились два важных манифеста: о ликвидации Тайной канцелярии [22] , т. е. об отмене тайного сыска и дознания; и о Вольности дворянства. Отныне «благородное сословие» освобождалось от обязательной службы и сохраняло абсолютную монополию на владение землей и крепостными. Эта мера вызвала восторг в дворянской среде, а Сенат даже выступил с предложением установить золотую статую Петра III. Дело до статуи не дошло, но Екатерина потом как бы «переиздала» Манифест о Вольности дворянства, приписав себе инициативу и заслугу его появления.
22
Под названием «Тайной экспедиции» её восстановила Екатерина II уже осенью 1762 года.
Еще одной важной мерой, затрагивающей органику русской жизни, стал Указ от 21 марта 1762 года о секуляризации церковных земель. Ещё Пётр I хотел наложить государеву руку на огромные земельные угодья Церкви, как то произошло в Западной Европе, но не успел. Внук «довершил» начинание деда.
Однако были решения и поступки, которые встречали почти повсеместное осуждение. Во-первых, окончание войны с Пруссией и возвращение ей всех завоёванных земель без всякой компенсации. Несколько лет русская армия одерживала тяжелые победы на полях сражений, стоившие многих жертв. Теперь же Петербург и Берлин, по воле одного человека, а именно Русского Царя стали союзниками.
Всплеск возмущения в России вызвало и еще одно внешнеполитическое действие Петра III. Он вознамерился начать войну с Данией, чтобы отвоевать у нее некоторые территории Гольштинии. Это было совершенно неслыханно: Россия должна была воевать за интересы какого-то герцогства только потому, что Император являлся когда-то владетельным князем этой немецкой Тмутаракани, Это было неосмотрительно и просто опасно: порождать ропот своих подданных через несколько месяцев после воцарения — на это мог пойти лишь человек действительно легкомысленный. Кумир Петра Фридрих Великий прислал в Петербург послание, призывая Царя отказаться от этой, как казалось многим, сумасбродной идеи.
Атмосфера в Петербурге накалялась; в редком доме теперь не говорили о необходимости «сменить монарха». Наступал звездный час Екатерины, которую некоторые уже без всяких экивоков называли главной претенденткой на Престол. О «золотой статуе» никто больше не вспоминал, на зато несколько недель «весь Петербург» обсуждал «ужасное» деяние Императора, случившееся 9 июня 1762 года на банкете в честь подписания мирного договора с Пруссией. Что же там произошло? Обратимся к Н. К. Шильдеру, который целиком принял на веру версию Екатерины из ее «Записок»; она господствовала в историографии более двухсот лет.
«Одно непредвиденное событие ускорило развязку. 9-го июня Пётр III праздновал в Зимнем Дворце заключение мира с Пруссией, и в этот день состоялся обеденный стол на 400 персон, приглашены были особы первых трех классов и иностранные министры. Император ознаменовал этот торжественный пир тем, что оскорбил Екатерину, назвав её громогласно «дурой»; затем приказал арестовать Императрицу, но заступничество принца Георга спасло на этот раз Екатерину».
Вот так: взял и прилюдно «унизил» скоромную и добродетельную маленькую женщину, а потом решил её заточить в темницу! Ужас, да и только! Про «темницу» чуть позже. Пока остановимся на самом действии и рассмотрим более подробно, так сказать, фабулу. Сохранилось описание всей этой сцены непосредственного участника того застолья, нм была упоминавшаяся княгиня Екатерина Романовна Дашкова. Она не читала «Записок» Екатерины, а потому и скорректировать собственное изложение в угоду «богини» не могла. Вот как Дашкова описала тот инцидент.
«Императрица заняла своё место посреди стола; но Пётр III сел на противоположном конце рядом с прусским министром. Он предложил под гром пушечных выстрелов с крепости выпить за здоровье Императорской Фамилии, Его Величества Короля Пруссии и за заключение мира. Императрица начала с тоста за Императорскую Фамилию. Тогда Пётр III послал дежурного генерал-адъютанта Гудовича, стоявшего за его стулом, спросить Императрицу, почему она не встала с места, когда пили за здоровье Императорской Фамилии. Императрица ответила, что, так как Императорская Фамилия состоит из Его Величества, его сына и её самой, она не предполагала, что ей нужно встать. Гудович сообщил её ответ Императору; тот велел передать Государыне, что она «дура» и что ей следовало бы знать, что к Императорской Фамилии принадлежат и оба его дяди, голштинские принцы; опасаясь, однако, что Гудович не передаст Императрице его слов, он сам сказал ей их громко на весь зал».
Вся сцена была довольно несимпатичной, можно даже сказать, грубой, но прежде чем оценивать её, необходимо обратить внимание на некоторые нюансы. Екатерина не встала во время произнесения тоста, демонстративно не подчинилась примеру Императора, что по тем времена считалось делом не только предосудительным, но и наказуемым. Конечно, со стороны Екатерины это была демонстрация. Пётр III, прекрасно знавший коварный нрав «жены-змеи», не мог этого не понимать и бросил в лицо ей обвинение, которое не отвечало нормам политеса, но соответствовало тяжести проступка. К тому же Пётр произнес не русское «дура», а французское «folle», которое можно перевести и более мягким по смыслу словом «глупая».