11 августа 1851 года Брем нанес прощальный визит Латиф-паше. Они расстались как добрые друзья и остались таковыми и в дальнейшем. Потом Альфред заплатил своим помощниками, пожертвовав мелкие суммы верующим, и вместе с Бауэрхорстом взял в аренду лодку. Чтобы сократить расходы, они решили, несмотря на явную опасность, идти через пороги. Константин Рейтц и Рихард Фирталер тепло попрощались с путешественником.

После 14 месяцев жизни в Судане Брем пустился в обратный путь. Благоприятный южный ветер быстро нес лодку по течению. 23 августа прошли пирамиды Мероэ. Поскольку уровень воды в реке увеличился с началом сезона дождей, стало возможно пройти по воде участок пути до берберского Абу-Хамеда. Часть коллекции из лодки, которая готовилась для следования через пороги, была перегружена на караван верблюдов, который пошел через Нубийскую пустыню в Короско.

Местечко Абу-Хамед из каменистой пустыни постепенно превратилось в окультуренный оазис, но вокруг, насколько хватало глаз, виднелись лишь песок и щебень. Стояла сильная жара. Течение было сильным, и скоро бесплодная местность скрылась из глаз. Отдельно торчащие пальмы сменились на дурровые [18] поля, которые, впрочем, скоро снова вытеснила безжизненная пустыня.

В Эд-Деббе, отправной точке караванов в Кордофан, царила базарная суматоха. Разбросанные среди песка хижины кишели жизнью.

10 сентября был днем грустных воспоминаний, Группа достигла Дондоды, где 16 месяцев назад утонул в Ниле Оскар Брем. Навестив могилу брата, Альфред постарался как можно быстрее уехать из этих мест. Суденышко, покачиваясь на волнах, быстро продвигалось вдоль негостеприимных берегов.

20 сентября между вторым и третьим порогами в поле зрения появился остров. До турецкого завоевания в 1550 году это был центр нубийского христианства и резиденция местного епископа. Именно здесь находили убежище преследуемые Мухаммедом мамелюки. Все они полегли тут в неравной борьбе с захватчиками.

Незадолго до Вади-Хайфы произошла неприятная авария. Лодка с ужасным треском врезалась в подводную скалу. Через образовавшуюся пробоину стала поступать вода. Пытаясь удержать судно на плаву, Бауэрхорст направил тонущее судно к берегу. В мгновение ока багаж был вытащен на берег, при этом, однако, не удалось избежать порчи некоторой части коллекции.

Вот рассказ Брема.

«Вся окрестность как вчера, так и сегодня, была дика и обнесена черными скалами. Нил с шумом катит свои волны в своем узком ложе. Течение очень сильно и бурно. На одном поднимающемся среди Нила скалистом острове мы увидели одно из укреплений, Тулку; бодро, как бы орлиное гнездо, стоит оно на вершине скалы и замечательно по своему виду и положению. Перед нами самое опасное место шеллаля. Река идет зигзагом от запада к югу, и затем опять к западу, образуя букву S.

В первом ее изгибе стоят в воде утесы, которые Солиман обошел, держась правого берега. Мы также старались всеми силами держаться того же самого направления, но сила воды так велика, что мы были отброшены влево, и пенистые и бушующие волны, обрызгивая нас с ног до головы, быстро и легко пронесли мимо самого утеса. Идущая вслед за нами барка прошла также благополучно. Этим отважным путем мы перерезали большую дугу и приблизились к баркам, вышедшим раньше нас. Как вдруг мы услышали вправо от нас страшный треск. Гонимое бешеными волнами судно Солимана наехало на скалу. Ломая руки, беспомощно и недвижимо стоит экипаж судна на палубе. Он зовет на помощь, но никто не в состоянии подать ее. Ни одна барка не повинуется лоцману, поток увлекает их против воли, несмотря на все усилия матросов. Произнесши «el hamdi lillahi» за наше собственное спасение и поручая погибающее судно покровительству Бога и его пророка, переплываем мы второй поворот реки и причаливаем ниже его к берегу вместе с другими, мало-помалу прибывающими барками.

Пока мы собирались подать помощь судну, бывшему в большой опасности, оно само благополучно вышло из нее, и экипаж его работал изо всех сил, чтобы достигнуть берега. Я тотчас же заметил, что оно сидело в воде глубже обыкновенного и быстро неслось по течению. Когда же достигло берега, то оказалось, что оно более чем наполовину было наполнено водою, так что его пришлось разгрузить. Арабы работали без всякого смысла и толка и приносили гораздо более вреда, чем пользы. Мы с Бауэрхорстом взяли на себя команду и спасли то, что можно было спасти. Более пятидесяти человек работали усиленно, и нам удалось выгрузить аравийскую камедь, самый главный груз барки. Запакованные тюки были в самом жалком виде; растворившаяся масса камеди ручьем лилась из них прямо в реку. Несколько тюков еще прежде, при нагрузке, свалились в Нил. Больше всего я жалел одного бедняка, который потерпел убытку более чем на две тысячи пиастров. Весь же убыток был оценен в пять тысяч пиастров».

После того как тушки просохли, можно было продолжать путешествие. В Асуане Альфред не хотел идти на риск, предпочитая двигаться с грузом через пустыню, а Бауэрхорст решил рискнуть второй раз, как в Вади-Хальфе, и пошел водой.

Наконец пороги Нила оказались позади. Последний отрезок пути обошелся без происшествий, и группа получила заслуженный отдых на несколько дней. Брем встретился с отцом Кноблехером, спутником по первому путешествию по Нилу в Хартум.

26 октября экспедиция благополучно прибыла в Каир. Брем поселился с другом в арабском квартале. Здесь они встретились с дорогими гостями: путешественником Теодором фон Хойглином, который вскоре готовился вступить в должность консула в Хартуме, ганноверским купцом, имени которого Брем не называет, а также врачом Теодором Билларцом, получившим известность в 1851 году благодаря открытию возбудителя одной из распространенных тропических болезней.

Брем намеревался провести зимние месяцы в Египте. Он с удовольствием согласился с предложением Хойглина взять на себя руководство охотничьей экспедицией сроком на четыре недели.

Но до этого Альфред какое-то время наслаждался каирским комфортом.

«Первые лучи восходящего солнца осветили шпиль стройного минарета мечети Мухаммеда-Али. Радостно приветствовали мы Махерузет. Вскоре после того мы прибыли в Фостат и рысью, на бойких ослах, добрались до Муски. День был воскресный. Колокола в монастыре «Святой земли» благовестили к заутрене. Каждый звук мелодично отдавался в душе нашей. С этим звоном восставали перед нами картины родины. Это были те же колокола, которые звонили в дни нашего детства, те же, которые возвестили нам час разлуки с родиной, а теперь встречали нас своим приветом. Месяцы, годы нужно быть вдали от всего того, что напоминает родину, чтобы понять язык их. Ясно и звучно обращали они к нам следующие слова: