Фет Абрам Ильич
Шрифт:
Миф о свободном рынке создал Адам Смит. Он преувеличил благодеяния открытого им механизма, но, как трезвый шотландец, не ожидал от него чудес. Миф о демократии создал Руссо, воспринявший английскую идею представительного правления в искаженной форме «общей воли». Крайне вредная идеология всемогущества и непорочности «общей воли» овладела массами, не привыкшими к самоуправлению, и не была изжита в середине девятнадцатого века. Ей предстояло еще принести много зла.
Глава 11.
НАЧАЛО СОЦИАЛИЗМА
1. Новая религия
Капитализм – это экономическая машина, лишенная духовного содержания. Основные составляющие этой машины – частная собственность, свободный рынок, включающий рынок труда, и машинное производство – связаны только с физическим существованием человека; если воспользоваться идеологическим штампом «материализм», то нельзя представить себе более «материалистической» идеологии, чем идеология капитализма. Иногда можно, правда, услышать, что собственность «священна», но функции бога Термина, охранявшего ее границы, давно уже выполняет полиция; а специфические черты собственности, присущие капитализму, уже и вовсе не поддаются освящению. Точно так же, не имеют духовного смысла рынок и машины. Современный капитализм предполагает у людей только материальные потребности и не умеет удовлетворить никаких других: в этом смысле его идеология есть не что иное как вульгарный марксизм. Если прибавить к этому чисто охранительную тенденцию современного капитализма - его абсолютный консерватизм - то он не только не имеет духовного содержания, но и не может им обзавестись. Ранняя буржуазная идеология имела идеал свободы и равенства (к которым французы присоединили неудобное «братство»), но это было давно, и нынешние апологеты капитализма полагают, что все нужные идеалы уже имеются в наличии, а другие не нужны.
Удручающая бездуховность капитализма давно уже оттолкнула от него все творческие умы и все чувствительные души. Этим объясняется тот замечательный факт, что в наше время все без исключения деятели культуры, наделенные творческими способностями, критически или прямо враждебно относятся к существующему строю жизни. Но в самом начале капитализма враждебность к нему шла снизу, из класса наемных рабочих, и находила выражение в примитивных и причудливых мыслях полуобразованных самоучек. Точно так же начиналось христианство. И точно так же, как церковь организовала это движение в дисциплинированное воинство с наукообразной системой верований, социалисты устроили свои партии и разработали свои доктрины – для чего уже понадобилось участие более образованных вождей.
Религиозный характер первоначального социализма не вызывал сомнений у его современников, видевших, к тому же, его очевидное происхождение от еретического и сектантского христианства. Старший из «утопистов», Сен-Симон, пытался даже представить себя как христианского реформатора: его последняя книга называлась «Новое христианство» и имела эпиграф, приписанный апостолу Павлу и якобы взятый из «Послания к римлянам» [В этом послании такого текста нет.]: «Кто любит других, тот исполнил закон. Все сводится к заповеди: люби своего ближнего, как самого себя». В том же 1825 году издается литографированный портрет Сен-Симона с самоуглубленным выражением лица и с подписью:
Сен-Симон
Основатель
Новой религии.
Предыдущая книга его называлась «Катехизис промышленников», а после его смерти ученики его издали уже догматическое «Изложение учения Сен-Симона».
Учение Фурье, еще более причудливое – это разработанный во всех деталях план будущего общества. Хотя Фурье прямо не ссылается на откровение свыше, его космологические фантазии, едва прикрытые авторитетом «науки», носят очевидный пророческий характер. Над ними смеются, но в них видят глубокие мысли; Беранже, самый народный из французских поэтов, нуждается в вере и готов уверовать. Вот его стихотворение, выражающее настроение эпохи:
Les fous
Vieux soldats de plomb que nous sommes,
Au cordeau nous alignant tous,
Si des rangs sortent quelques hommes,
Nous crions tous: A bas les fous!
On les pers'ecute, on les tue,
Sauf, apr`es un lent examen,
A leur dresser une statue
Pour la gloire du genre humain.
Fourier nous dit: Sort de la fange,
Peuple en proie aux d'eceptions,
Travaille, group'es par falange
Dans un cercle d’attractions;
La terre, apr`es tant de d'esastres,
Forme avec le ciel un hymen,
Et la loi, qui r'egit les astres,
Donne la paix au genre humain.
Qui d'ecouvrit un nouveau monde?
Un fou qu’on raillait en tous lieu,
Sur la croix que son sang inonde,
Un fou qui meurt nous l`egue un Dieu.
Si demain, oubliant d’eclore,
Le jour manquait, et bien! Demain
Quelque fou trouverait encore
Un flambeau pour le genre humain.
[Безумцы
Мы, старые оловянные солдатики,
Все выстраиваемся по веревочке,
И если кто-нибудь выходит из рядов,
Мы все кричим: Долой безумцев!
Их преследуют, их убивают,
Чтобы потом, после долгой проверки,
Воздвигнуть им памятник
Во славу человеческого рода.
Фурье говорит нам: выйди из грязи,
Народ, жертва обмана,
Трудись, собравшись в фаланги,
В кругу тяготений;
Земля, после всех бедствий,
Заключает брак с небом,
И закон, управляющий светилами,
Дарует мир человеческому роду.
Кто открыл новый мир?
Безумец, над которым всюду смеялись;
На кресте, орошенном его кровью,
Умирающий безумец завещает нам Бога.
И если завтра, забыв о рассвете,
Солнце не дарует нам дня, что ж, завтра
Какой-нибудь безумец найдет еще
Светильник для человеческого рода.]
Русский читатель узн`ает в последней строфе стихи, которые герой пьесы Горького читает в неуклюжем, но вдохновенном переводе:
Если б солнце, свершая свой путь,
Осветить нашу землю забыло,
То сейчас же б весь мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь.
Перед нашей революцией эти стихи были услышаны публикой, тоже увлеченной новой религией. Родиной этой религии была Франция. Мюссе сочинил в 1833 году гениальное и ребяческое стихотворение «Ролла», выразившее это настроение. Вначале поэт изображает, в духе романтической красивости, античную древность, когда «небо ходило и дышало на земле в племени богов», потом Средние века, «когда Жизнь была молода, а Смерть надеялась». После сожалений об этих прекрасных временах Мюссе сокрушается о своей потерянной вере: