– У меня приказ министра обороны.

Француз тяжело вздохнул, посмотрел на насыщенный цвет темнеющего неба и сказал, что у него тоже.

Кривошеев пожал плечами, улыбнулся и протянул французу руку на прощание. Несмотря на душившие легионера эмоции, он нашел в себе силы пожать ее, что на самом деле нисколько не означало того, что через две минуты морпехов не начнут убивать по-настоящему.

Не успел джип скрыться с глаз, как Кривошеев связался с кораблем, где за порядком следил Татаринов.

– Как там у вас ситуация?

Ситуация на самом судне и вокруг него начала нормализоваться. Откуда ни возьмись, снова появились водители грузовиков и начали подгонять пустые машины, чтобы продолжить разгрузку. С учетом того, что склад контролировался русскими, а национальная гвардия уже была где-то в пути, можно было ожидать, что задача по доставке продовольствия все-таки будет выполнена в ближайшее время.

Обрисовав майору ситуацию, Татаринов спросил, в свою очередь, что творится у них.

Кривошеев вполне откровенно выдал, что им предложено убраться отсюда, причем оставив корабль и все продовольствие. Кроме того, француз или догадался, или знал, что военные взошли на борт сухогруза в йеменском Адене, а это напрягало.

– Интересно, – согласился Татаринов. – Корабль на ходу, пробоины заделали. Но охранять его ночью…

– Понял тебя. Отходите от берега. Оставьте аборигенам то, что уже смогли выгрузить на причал. Встаньте на внешнем рейде. Дальше как Москва скажет.

– Так точно, – ответил Татаринов. – Отходим от берега.

Если вы трехлетнему ребенку подарите самую желанную игрушку, вы не увидите на его лице такого же счастья, которое было на лице капитана Пожарова, когда кавторанга сообщил ему о том, что они должный выйти в море. Радости не было предела. Сигареты превращались в бычки с утроенной скоростью.

Любой корабль в далекой стране – это частица России, и Татаринов со своими людьми, глядя на то, как отдаляется от них сухогруз под российским триколором, с грустью подумал о том, что, может быть, в последний раз видит флаг своей страны.

Тьфу, дурные мысли.

Когда отделение Татаринова вместе с приданными ему бойцами Тыстиным и Бугровым, увешанные под завязку оружием и патронами, начали приближаться к складу, Кривошеев одобрительно подумал про себя, что Татаринов мужик настоящий…

– Что, Татаринов, послал меня на хер с моими приказами?

– Вернемся обратно, там разберемся, – промолвил тихо Татаринов, так чтобы не слышали подчиненные.

Кривошееву семь человек были ой как не лишние. Ну где эти, млять, гвардейцы тумбу-юмбу …

На связь вышел президент Джибути и сообщил, что его люди завязли в уличных боях с оппозицией и в ближайшее время помощи им ждать просто неоткуда.

Получив «весточку», майор соображал, что ему теперь доложить во всемогущий центр. Кривошеев довольно спокойно, а чего нервничать, стрельбы нет, обрисовал сложившуюся ситуацию и описал давление французов.

Тут трубка начала сверлить на повышенных, упоминая фамилии высоких и крайне высоких персон. Мол, почему они отправили корабль в море, не разгрузив все до конца, офицеру посоветовали взять собственные яйца в собственные зубы и доделать работу, в противном случае обещая засчитать этот приказ невыполненным, со всеми вытекающими.

– Посмотрите наверх! – крикнул кто-то из солдат, и все подняли головы и увидели в темнеющем небе раскрывающиеся белые купола.

– Это прямо какой-то парад-алле, – выдал Диденко.

Командир не разделял его иронии.

– Всем считать, сколько их! – Солдаты выбежали на улицу и начали чуть ли не пальцами тыкать, чтобы определить численность десанта.

У кого-то зародилась шальная мысль, что это наши, но она быстро погасла…

– Серов, ну-ка прикинь, сколько отсюда до Парижа.

– Примерно четыре часа, – товарищ майор.

– Какие мы нетерпеливые! – сплюнул Кривошеев.

Десантники приземлялись далеко, где-то за городом, не исключено, что рядом с французской базой, но Татаринов рекомендовал не расслабляться.

Между тем на складе возобновилась привычная суета. Откуда ни возьмись, появились рабочие, которые стали разгребать завалы, снова стали подходить машины с грузом, который теперь приходилось собирать с пристани вручную. Уже знакомый человек-игла подошел к военным и на французском поблагодарил их за то, что они оказывают помощь.