Да, как раз в этот момент, 13.55, мы получили вторую радиограмму. Требующую от нас все бросить и спешить к конвою — авиаразведка доложила, что немецкий отряд, двигаясь на запад, уже находится в опасной близости от соединения TF-52.1. Но мы физически не могли это выполнить, взгляните на карту и схемы нашего маневрирования! Как раз в этот момент итальянцы были от нас по пеленгу 285, запад-северо-запад, почти между нами и конвоем! Мы могли выполнить этот приказ, лишь разбив их. Так что я ответил — «полагаю свое место наилучшим для выполнения главной задачи».

Поначалу все шло по-прежнему. Итальянцы промахивались — даже по падению их снарядов было видно, как садится у них меткость. И первое серьезное попадание было в «Венето», ход его заметно упал, был виден крен. И тут, да, никто не ожидал от итальянцев такого, мог бы решиться разве что японский адмирал! Что они повернут еще, выходя нам на контркурс!

У меня нет другого объяснения этому их поступку, кроме отчаяния загнанной в угол крысы, и трезвой оценки своей огневой мощи. Ведь пока с начала боя они добились всего двух попаданий — то, в «Балтимор», и еще одно, в «Алабаму», разрыв на бронепоясе, без последствий. А мы вогнали в них не меньше десятка снарядов — и только на сближении, в «Витторио», с моей «Саут Дакоты», четыре! В 14.20 было попадание в барбет третьей башни «Алабамы». И как выяснилось позже в «Витторио» почти одновременно получил то же самое, но броня удержала, погреб не взорвался. Ну а дальше попадания пошли одно за другим, дистанция быстро сокращалась! У итальянцев на обоих кораблях были видны пожары, у «Алабамы» выбило кормовую башню, мы тоже горели. На контркурсах нас бы быстро разнесло вдаль, но «Литторио» стал сильно терять ход, мы попали ему в машину. Это была, по словам матросов, «дикая резня в упор», «Алабама» кренилась на левый борт и села носом, у нас кормовая башня не стреляла — но итальянцы выглядели еще страшнее, было очевидно, что им не прорваться. У всех у нас в рубке не было страха, одно лишь ожесточение, еще немного, еще один снаряд в цель, и все! Нам казалось, что сейчас итальянцы спустят флаги. «Литторио» едва полз, даже за шесть миль видно было, как он глубоко осел, наверное, принял уже тысячи тонн воды. И тут сообщение с «Алабамы» пожар на корме все не удается взять под контроль, огонь перекинулся в погреб! Нам досталось меньше, лишь не стреляла кормовая башня, остальные повреждения не критичны.

Но первым взорвался «Венето». В 14.55, уже когда расходились. Рвануло в носу, первая или вторая башня, или оба погреба сразу, с мостика и боевой рубки не спася никто, их адмирал погиб. Мы еще стреляли, и видно было, что «Литторио» совсем плох. А на «Алабаме» все никак не могли справиться с пожаром! Отчего сразу же не затопили погреб? В предоставленных вам документах есть доклад механика «Алабамы», ему повело остаться живым. В момент попадания, и начала пожара, корабль уже имел крен на левый борт и дифферент на нос, и это на циркуляции влево. Затопить погреб — это принять еще, минимум, около тысячи тонн воды (сам погреб и сопутствующие отсеки). Еще неизвестно, что было опаснее — после такого, можно было просто опрокинуться! И контрзатоплением отсеков правого борта и кормы вопрос не решить — не хватило бы запаса плавучести. К тому же трюмный дивизион тоже понес потери, не хватало людей, часть оборудования была повреждена. Взгляните, там приведены все цифры и расчеты.

«Алабама» взорвалась в 15.10. Причем никто в нее в этот момент не стрелял. Эсминец «Саттерли» успел подобрать выживших, их было довольно много для такой катастрофы, почти две сотни, из более чем двух тысяч человек экипажа. Да, я знаю, что в Перл-Харборе погибших было всего две тысячи четыреста — но это же война! И макаронникам досталось больше. «Литторио» затонул в 15.30, у нас на глазах. Уже вне нашего обстрела — очевидно, так был избит, что уже не мог бороться за живучесть.

До того еще была атака их эсминцев. Девять вполне современных кораблей. Выпустили торпеды с предельной дистанции и бросились наутек. Мы наблюдали несколько попаданий пятидюймовыми в три эсминца и лидирующий их крейсер, но этого было недостаточно, чтобы сбить им ход. Одна торпеда все же попала, но ПТЗ выдержало, корабль серьезных повреждений не получил.

Дальше, бой стих как-то сам собой. Итальянцы смещались теперь к югу, и мы за ними, даже сумели подобрать с воды нескольких пленных с «Венето», после мы узнали, что «Бенкрофт» выловил и кого-то с «Литторио». От них мы и узнали подробности боя, при взгляде «с той стороны», протоколы допроса перед вами. И там записано, что они никак не ожидали встретить нас — Тиле бросил своих союзников фактически как приманку.

В эту минуту, в 15.30 мы получили третью радиограмму. Где сообщалось, что немцы атакуют конвой, и положение очень серьезно, TF-52.1 ведет тяжелый бой! Но нам очень мешал «Балтимор» — разделавшись наконец с последним из итальянцев, заставив его выброситься горящим на берег, крейсер сам получил два попадания в нос, и еще затопленные погреба носовых башен, осадка «свиньей» и переборки едва выдерживали напор воды — ход не превышал тринадцати узлов. И мы никак не могли его бросить — еще в 15.25 радары обнаружили групповую цель, курсом прямо на нас — «хеллкеты» опознали два линейных крейсера типа «Дюнкерк» в сопровождении крейсеров и эсминцев. Бросить «Балтимор» означало бы просто убийство — и, снова соединившись в общий ордер, мы начали выдвижение к конвою. Французы следовали за нами, сохраняя дистанцию в пятнадцать миль, но до времени не решались атаковать.

Мы подошли к конвою не с северо-востока, а почти прямо с севера. Когда бой там вступил в свою кульминацию. И все же успели к финалу!

Мы совершенно не хотели воевать с американо, сеньоры! Но что мы могли сделать, имея рядом этих грубых и злых тевтонов? Представьте, когда мы стояли в Гибралтаре, этот варвар Тиле открыто нам угрожал! На совещании, где присутствовали наш адмирал и командиры кораблей он прямо заявил, что надеется, что итальянский флот выполнит свой долг, иначе все виновные будут сурово наказаны — и не надейтесь на заступничество вашего дуче, который «сидит в Риме лишь постольку, поскольку наш фюрер его поддерживает»! Это возмутительно, разговаривать в таком тоне офицерами флота дружественной страны!

Да, сеньоры, дома, в Италии, я не раз слышал, от довольно высокопоставленных лиц, что наш дуче зарвался, и следует его… вот только пока он друг фюрера, и немецкие войска стоят у наших границ! И если мы выступим преждевременно, они войдут и сделают из Рима Варшаву! Вот если бы вы, американцы или британцы, были поблизости… Кое кто у нас уже сожалеет, что мы помогли немцам захватить Африку и взять Суэц! А кто-то не стесняется говорить открыто, что и русские были бы приемлемым вариантом, ведь не свергли же они законных монархов ни в Румынии ни в Болгарии? После авантюры, в которую втравил нас проклятый Гитлер и наш идиот дуче, в Италии не найдется семьи, где кто-то не был бы убит или изувечен — в подавляющем большинстве, на русском фронте, оттуда возвращаются лишь калеки и рассказывают страшные вещи. И немцы конечно мерзавцы — но очень может быть, они не врут, когда говорят нам, если русские придут, то сделают с нами то же, что варвары с тем Великим Римом!

Мы не хотели сражаться с вами, мы помним, как ваши добровольцы помогали нам в ту Великую Войну! Но этот мужлан и варвар Тиле приказал нам обстрелять позицию вашей тяжелой батареи — той самой, которая подожгла «Прованс» — и еще одно место к северу, где как нам сказали, предполагалась такая же замаскированная батарея. И мы сделали это чисто символически, чтобы не подвергаться репрессиям — ну какой вред могли нанести буквально пара снарядов, без всякой корректировки? Но прилетели ваши самолеты, тут уж нам пришлось стрелять, но ведь защита собственной жизни не может являться преступлением?