Немного недовольная мысль: только бы не ушёл. Без него холодно.

Что-то коснулось моей макушки. Проснулась мгновенно, когда поняла, что он поцеловал меня. Его губы съехали с макушки на висок — и я вздохнула от восторга: горячие — на моей холодной, даже слегка замёрзшей коже! Никогда не думала, что поцелуи — всего лишь лёгкими прикосновениями к лицу — могут быть такими… обогревающими! Я выпростала из-под палантина руку и вложила пальцы в его ладонь. Ой, ка-ак… Сухая, горячая ладонь огладила мою руку до плеча.

— Совсем замёрзла?..

Я машинально подняла лицо к нему — всего лишь взглянуть на него, спросившего… Он приподнял мне подбородок и осторожно коснулся моих губ. Теперь уже он словно боялся спугнуть меня. Ведь мы не в воде, из которой я не могла сбежать. Здесь я свободна в своих желаниях-нежеланиях. Но если он боялся, что буду вырываться, то успокоился сразу. Едва он обвёл губами мой рот, грея его, я прижалась к нему так, что теперь словно полулежала на нём. Буду молчать. Буду. Но — мой, как бы он ни считал меня своей добычей! Поэтому и второй рукой обняла — через живот. Поэтому и переплелись мои пальцы, чтобы не ушёл… Тёплый… А губы у него…

… Когда пришла в себя, обнаружила обалденнейшую вещь: сижу у него на коленях! Это… Это когда?.. Мой рот невольно разъехался в улыбке. Я опять жемчужина в ракушке! Ой, какая ракушка у меня — жаром только так полыхает!

— Пошли? — спросила я, про себя умоляя: давай ещё посидим!

— Зачем? — в тон откликнулся он. — Если зайдём, по своим квартирам разойдёмся. А так… Посидим…

— Денис, а ты хотел бы жить в таком доме? — прошептала я, глядя на чёрные окна нашей высотки.

— Нет. Если будет возможность, куплю дом в пригороде. И чтобы сад был. А ещё лучше — где-нибудь у реки. Мне свободы здесь не хватает.

— Думаешь — денег хватит? А как жить? На что? — Самой себе иногда не нравлюсь, когда среди такой поэтики вдруг начинают обуревать рациональные мысли. Но ещё больше насторожило, что, говоря о будущем доме, он ничего не сказал о… Обо мне. Он собирается жить там один? Без меня?..

— Мастерскую открою, — спокойно сказал он. — Тот Денис ведь не просто гонщиком был. Он машины хорошо знал.

— Но ведь ты…

— Исира, перебрасывая нас, вкладывает наше сознание в умирающего. Судя по тому, что я могу разговаривать на вашем языке, но забыл, как пишутся наши буквы, умирает сознание погибающего, но в теле память остаётся. Помнишь, я рассказывал, как угнал машину соседа, чтобы съездить в лес? А перед тем помогал ему с ремонтом? Вот про это я и говорю. А ещё… — Я услышала в его голосе мечтательные нотки. — Ещё мне очень хочется попробовать проехаться на машине так, как гнал Денис. Не одной тебе снятся сны. Иной раз я вижу сны настоящего Дениса. Скорость — и летящая на меня, уносящаяся от меня дорога. Это так здорово. Почти полёт.

Он снова прижал меня к себе, снова коснулся виска губами.

Что-то изменилось в этом прикосновении. Натянутая, как струна, от его лёгкой ласки, я почувствовала это сразу. Но, лишь когда он коснулся меня ещё раз, сообразила: губы у него уже не горячие — еле тёплые. Чтобы подтвердить догадку, сунула ладонь в его рукав — обхватить пальцами локоть. Точно. Только тёплый. Это что же? Он набрал силы из любимой стихии, но отдал мне, чтобы согреть? Я обрадовалась и подняла лицо к нему, чтобы следующий поцелуй пришёлся на мои губы.

А потом мы просто сидели, то есть Денис сидел и чуть покачивался, убаюкивая так, что я потихоньку задрёмывала. Он больше ничего не сказал о будущем доме, но теперь я твёрдо знала, что говорить ничего и не нужно. Я подожду.

Потом мы решили, что слишком поздно и неплохо бы всё-таки зайти. Денис со вздохом поставил меня на ноги и, взяв за руку, повёл к подъезду. У двери я втянула голову в плечи, боясь слишком громкого в ночной тишине домофонного перелива. Но Денис, нимало не колеблясь, провёл пальцами по стыку дверей. Что-то еле слышно пискнуло, и Денис открыл дверь передо мной, не пользуясь ключом.

Мы дошли до первой подъездной лестницы, когда входная дверь за нами чмокнула со знакомым звуком. Домофон снова заработал.

У своих дверей стояли, не в силах сделать шаг — каждый в свою квартиру. Наконец Денис неуверенно попросил:

— Лиза, можно — я у тебя переночую? А утром уйду.

Подавив радостное: "Да! Да! Да!", я напомнила:

— А дети?

— Ну… Мы же… — замялся Денис. — У тебя же в комнате диван есть.

Мы просочились в мою квартиру, фыркая от задавленного смеха и шикая друг на друга с напоминанием не шуметь. Как нашкодившие подростки — честное слово… Пока я раскладывала постельное бельё на диване, Денис осторожно вышел на балкон — посмотреть, как там Данька. Вернувшись, склонился над креслом с Алёнкой.

Ещё несколько минут мы сидели на диване в обнимку, молча, а потом Денис задумчиво сказал:

— Странно как-то думать, что у меня есть дочь. До сих пор не привыкну.

— Для меня странно другое, — шёпотом откликнулась я. — Как только она в меня вцепилась… Такое впечатление, что знаю её всю жизнь.

Проснувшись утром, обнаружила, что Денис ушёл. А для маскировки от детей сложил постельное бельё в стопку и накрыл подушкой… Сидя на краю кровати, я думала о том, что вчера сказала про Алёнку, и жалела, что не высказала вслух другое. За какую-то неделю у меня появилась настоящая семья. И… И мне это нравится! Но не высказала. Побоялась, что Денис посчитает мои слова за намёк, а торопить его не хотелось.