Все это, возможно, вновь вспомнилось царю, когда Родзянко шагнул ему навстречу. Николай знает, что тот может быть откровенным:

«Я сказал ему все. Об интригах министров, которые действуют друг против друга по указке Распутина, о стратегических политических просчетах, о всеобщем злоупотреблении служебным положением, о пренебрежении общественным мнением и том, что конец народному терпению уже виден. Я напомнил ему о связях Распутина с сомнительными личностями, о его распутстве и оргиях, о том, что его близость ко двору и влияние на государственные дела в те кризисные годы весьма раздражали население и честных людей в правительстве. Я убедительно показал, что Распутин был немецким шпионом.

Если бы единственной целью министров действительно было благо нашей страны, то присутствие такого человека, как Распутин, не имело бы никакого значения. Однако проблема состоит в том, что они отчасти зависимы от него и втягивают его в свои интриги.

Я должен сказать Вашему Величеству, что так дальше продолжаться не может. Никто не открывает Вам глаза на то, какую роль играет этот человек. Его присутствие при дворе Вашего Величества подрывает доверие к высочайшей государственной власти и может иметь пагубные последствия для судьбы династии, ибо отвращает сердца людей от императора…»

На следующий день выходит приказ отослать Распутина в родные места, однако по настоянию царицы его вскоре отменяют…

«Роковая политика, за которую ответственна императрица и ее клика, — характеризует ситуацию сторонний наблюдатель французский посол Палеолог, — внушена им — Распутину, Вырубовой, Танееву, Штюрмеру, Андроникову — четырьмя людьми: председателем крайних правых Щегловитовым, митрополитом Питиримом, бывшим руководителем полиции Белецким и банкиром Манусом. В остальном я вижу лишь игру анонимных и рассеянных сил…»

Продовольственный кризис обостряется. Вопрос этот передается в ведение министерства внутренних дел. Ввиду неспособности Протопопова решить проблему, негодование нарастает. Общественность возлагает надежды на предстоящее заседание парламента, намеченное на середину декабря 1916 г. Все с нетерпением ожидают его.

Ожидает его и Александра, крайне встревоженная, как и за год до этого, в 1915-м. Ей приходится считаться с яростными дискуссиями и нападками на правительство, — и на тех, кто стоит за назначениями, — стало быть, на Распутина и на нее саму. По сравнению с прошедшим годом в общественности и парламенте заметно усилились настроения против нее: со стороны врачей и даже раненых солдат уже нет того уважения, как в первые годы, порой ей даже выказывают откровенную враждебность. За спиной ее прозывают «немкой» — как некогда в революционной Франции звали «австриячкой» Марию Антуанетту. Даже «Сандро», лояльнейший родственник и друг царя, попытался однажды обосновать этот, в общем-то, несправедливый намек на «предательски прогерманскую позицию» Александры: по его мнению, то, что приписывали Александре, очевидно: «Если царица действительно большая русская патриотка, за какую себя выдает, почему тогда она терпит присутствие этой пьяной скотины [Распутина], которую все видят в столице в обществе немецких шпионов и им симпатизирующих».

Ожидается, что на заседании Думы будут выдвинуты настоятельные требования о большей ответственности правительства. Много дней Александра осаждает Николая письмами, убеждая, чтобы он не уступал председателю Совета министров Трепову, занявшему соглашательскую позицию, а полагался на твердую руку министра внутренних дел Протопопова, следовательно, силой подавил, по ее мнению, незаконные домогательства.

«Будь тверд и доверяй не Трепову, а Протопопову, — пишет она 5 декабря 1916 г. — Протопопову ты можешь верить. Будь тверд и не уступай, — держись не за них, Трепова и Родзянко, а за нас, за Протопопова, который на нашей стороне и у которого за спиной святой божий человек — ради Тебя, Бэби и России…»

9 декабря: «Вели прикрыть Думу… Не слушай своих советников… Трепов хочет уволить Протопопова… Нельзя яснее прочесть по лицам обоих, что Протопопов чище, порядочнее и честнее… Ударь кулаком по столу!.. Будь государем!»

13 декабря: «Трепов кокетничает с Родзянко… Верь больше нашему другу [Распутину], чем Трепову, так как он живет ради Тебя и России. Мы должны передать Бэби сильное государство, и ради него не можем быть слабыми… Не забывай, почему меня так не любят — потому что у меня сильная воля, и это доказывает, как важно быть твердым и сделать так, чтобы тебя боялись…»

Именно Распутину Александра встревоженно сообщила, что Трепов планирует сместить министра внутренних дел. Это означало бы для Распутина большую потерю влияния и власти; кроме того, Трепов, как известно, намеревается путем уступки основному требованию Думы сдать позиции в вопросе расширения ее полномочий. Все это способствовало бы плодотворной работе правительства, но для Распутина это было бы утратой власти. Этого он не допустит.

Трепову ясно, где лежит корень зла; чтобы одновременно снять остроту предстоящих беспорядков, он прибегает к средству, которое напрашивается само собой: он посылает к Распутину человека с предложением 200 000 рублей и ежемесячной пожизненной пенсии, если тот перестанет вмешиваться в политику.

Распутин разыгрывает возмущение — и отказывается. Его власть не продается. С торжествующим видом спешит он к Александре и обиженно сообщает ей о «бесстыдных и наглых требованиях», что дает ей еще один аргумент против ненавистного председателя Совета министров.

В конце концов, к царю обращаются три великих князя, его дяди, к мнению которых Николай больше всего прислушивался: он не только мог бы, но и должен использовать предстоящее заседание как последний шанс заложить основы плодотворного сотрудничества, предоставив парламенту по конституции те широкие права, которые уже гарантированы на бумаге. Ведь, хотя статья 4 октябрьского манифеста 1905 года гласит, что царь является самодержцем с неограниченной властью, однако в статье 7 содержится ограничительное определение: «Император осуществляет законодательную власть согласованно с Государственным советом и Государственной Думой».