Какой садист только придумал вырывать людей из постели ни свет ни заря?

– Ничего, боец, терпи. Тяжело в учении, легко в гробу, – Николай усмехнулся своей незамысловатой шутке.

Он-то сквозь это уже проходил, да и сейчас, спустя годы, был покрепче многих пацанов. Но и повод для сожаления у Николая имелся. Пошел бы добровольцем, сейчас наверняка бы оказался в одной из формируемых десантно-штурмовых бригад среди таких же бывших десантников. А то и в какой-нибудь группе спецназа. Стыдно же – представитель самых крутых войск, и вдруг в ополчении посреди необученных великовозрастных салаг.

Имелась и иная сторона. Демонстрировать слабость десантнику стыдно. Приходилось выкладываться полностью, чтобы показать прочим, что такое десантура. Несмотря на сравнительно спокойные годы на гражданке и даже на наметившийся живот.

– Построиться! – Взводный возник, как черт из табакерки.

Пришлось отрываться от земли, кое-как становиться в две неровные шеренги.

Вопреки обыкновению, лейтенант даже не набросился с извечным: «Как стоите?» Он обвел глазами подчиненных, а затем без всяких предисловий произнес:

– Довожу до вашего сведения. Сегодня ночью при попытке самовольно оставить расположение части были застрелены часовыми двое ополченцев из третьего батальона. Предупреждали же вас… Все. Разойтись. Через пять минут приступить к занятиям по расписанию.

– Ни хрена себе!

– Так часовой в своем праве. Военное положение, а тут – нарушение периметра, – вздохнул Денис. – Что они ночью, разбираться станут? Увидели: лезут, и дали очередь. Еще и наградят.

– Точно, – согласился с пулеметчиком Николай. – Мотайте на ус, пацаны. Вам говорили…

– Блин! Мы что? В зоне? – выдохнул Максим. И почему-то покосился на Комарова.

– В зоне, в зоне, – подтвердил тот, спокойно закуривая. – В зоне военных действий.

– А ты говорил, убежим, – шепнул на ухо Сергею Сынок. – Говорю: момента ждать надо. Они тут все перекрыли по приколу… Сволочи…

– Худойбердыев, живой? – Максим выполз из превратившегося в некое подобие дзота окопа. Дерево рухнуло так, что прикрыло сверху, но на счастье, не придавило солдата. Зато теперь можно было не опасаться осколков сверху.

– Живой, мал-мал, – отозвался Худойбердыев.

С утра Максим обратился бы к Серанцеву, однако теперь что-то не очень хотелось иметь дело с товарищем по несчастью. Чурка, и тот вел себя намного лучше. Стрелял, не бегал, вообще, явно не собирался ни расставаться с жизнью, ни рисковать ею. Идут в атаку, значит, надо остановить. Хотя бы для того, чтобы выжить. Главный закон войны, ты или тебя, усваивается быстро.

– Взводного убило! – раздалось справа.

Оттуда показался Денис. Вид у пулеметчика был бледен. Он даже не обращал внимания на ссадину на щеке, и кровь стекала редкими капельками, пачкала без того грязную форму.

– Как?

– Разорвало!

Странно, большинство бойцов недолюбливало командира, извечный антагонизм между начальниками и подчиненными, а сейчас вдруг испугалось. Как же без него? Пусть лейтенант зримо не проявил себя, вроде Александра, однако он был офицером, знал, что и когда надо делать, а без него хоть пропадай.

Максим не удержался. Сходил, посмотрел на укороченное снарядом тело. Было жутко смотреть, во что может превратиться недавно здоровый человек. Ног нет, вообще ничего ниже грудной клетки. Лицо стало сплошной кровавой маской, тело разворочено, и даже пресловутый бронежилет ничем не помог.

– Что стоите? Соберите на плащ-палатку. Еще потери есть? – Ротный словно чувствовал, появился на позиции взвода. – Где замок?

Он имел в виду заместителя командира взвода.

– Еще во время атаки ранен. Эвакуирован первой партией.

Подразумевалось: сейчас будет вторая. А там, может, и третья.

– Кто из сержантов остался?

– Я! Командир первого отделения сержант Синицын.

– Принимай взвод, – старлей посмотрел на столпившихся бойцов. – А ты, десантура, будешь отделенным. Рука-то не болит?

– Ерунда, товарищ старший лейтенант. Жить можно, – усмехнулся Николай.

– Ты зря не геройствуй. В госпиталь бы надо…

– Что там делать? Сестричек кадрить? Так я вроде женат. Действительно, не ранение – ерунда. Поцарапало слегка. С таким на койке валяться стыдно.

Серанцев невольно посмотрел на десантника, как на идиота. Нормальный человек радовался бы, что удалось легко отделаться. И, разумеется, ни секунды не оставался бы на передовой.

Канонада на передовой окончательно стихла. Зато гремело где-то далеко в тылу и где-то впереди. Словно обе стороны обошли друг друга и теперь активно громили чужие коммуникации. Хотя, в действительности все обстояло гораздо проще. Артиллерия включилась в контрбатарейную борьбу и пыталась уничтожить неприятельскую. А так как располагалась она далеко от импровизированной линии фронта, то и снаряды с ракетами рвались где-то вдали. Даже результатов отсюда не узнать.