Шрифт:
Гарри решительно высвободился из рук Забини и сел прямо без посторонней помощи.
– Спасибо, ты мне и в самом деле помог, - голос Гарри звучал равнодушно и бесстрастно, хотя в эмоциях самого Гарри - его личных, безо всяких посторонних примесей эмоциях - царила полная разруха, как во Франции в тысяча семьсот восемьдесят девятом году.
– Уж не знаю, откуда ты понял, что надо сделать…
Забини как-то неловко пожал плечами.
– Я много знаю о ментальной магии… с детства… сам я не эмпат, но теорию чувств и ощущений изучил.
– С чем тебя и поздравляю, - Гарри чувствовал себя просто распрекрасно по сравнению с тем, как его корежило пятнадцать минут назад. Оставалась неприятная слабость, руки всё ещё подрагивали, голова кружилась, но в общем и целом всё было отлично. В похожем состоянии Гарри, бывало, совершал в доме Дурслей трудовые подвиги и успешно скрывался от жаждущего тесного общения с кузеном Дадли. Надо только немного отдышаться и отправиться в спальню.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Забини взял в руки левую ладонь Гарри и слегка сжал.
– Ты сумел заблокировать свою способность, да?
– Да, - Гарри немедленно высвободил руку.
– В общем, я тебе очень благодарен и всё такое… а теперь давай разойдёмся, как в море корабли.
Гарри встал, держась за стенку; ноги пошатывались, но в принципе держать его не отказывались.
– Я пошёл спать, - объявил Гарри очень официальным тоном отчего-то недоумённо распахнувшему глаза Забини.
– Советую тебе сделать так же.
– И это всё, что ты хочешь мне сказать?
– Забини говорил резко и холодно.
«Зачем я это делаю?»
– Да, - кивнул Гарри, наклоняя голову осторожно, как сделанную из фарфора - она то и дело порывалась закружиться до обморока и уронить своего хозяина обратно на пол. А он, между прочим, холодный и жёсткий.
– Ты совершенно прав. Всё.
Продолжая придерживаться стеночки, Гарри двинулся в направлении подземелий; тёмный коридор был залит лунным светом, окрашивавшим пятна крови на руке Гарри в странный тёмно-багровый цвет. Шагов Забини не было слышно, и Гарри обернулся бы посмотреть, где там застрял слизеринец, если бы его голова не возражала категорически против малейших движений.
* * *
Спальня была уже тиха и мирна - видимо, ждать его с очередной порцией смертоносных сюрпризов никто не собирался, что, безусловно, привносило в жизнь определённую дозу оптимизма. Гарри стянул с кровати покрывало, сдёрнул с себя мантию и кроссовки и упал на кровать как был, в тех самых, отбеленных Джорджем, джинсах и футболке.
– Locus Singularis. Meus Locus Arcanus. Nolite Irreptare. Вроде всё…
Мышцы расслабились, глаза закрылись сами; Гарри мурлыкнул бы, если бы не заснул тотчас же.
– Так вот, Гарри, - сотканный из лунного света Седрик улыбался, как ни в чём не бывало.
– В прошлый раз мы не договорили…
– А почему ты потом мне не приснился?
– Гарри мгновенно вспомнил всё то, что забыл о том первом разе, когда увидел во сне почти что живого Седрика. Смеющегося, шутящего, спокойного - такого, как при жизни.
– Потом мне мешал дом.
– Дом?
– Ну да. Ты знаешь, это очень специфический дом - номер двенадцать по Гриммаулд-плейс. Он практически живой. И он очень хотел свести тебя с ума.
– В каком смысле?
– В прямом. Не давал мне тебе сниться, нашёптывал тебе всякую чушь… мышку вот подкинул…
– Так она не от тебя? Проснусь - выкину!..
– Нет, зачем?
– взмахнул рукой Седрик.
– Она точь-в-точь такая, как я хотел тебе подарить. Дом подсмотрел - ну, можно выразиться и так - мысли мои подсмотрел - и создал такую же. Он проверял тебя на прочность.
– И как, проверил?
– Ага, - кивнул Седрик.
– А уж после того, как ты уронил в него каплю крови, он и вовсе признал тебя своим хозяином.
– Меня?
– Наравне с Сириусом Блэком, конечно. Кровь - это такая странная штука…
– Опять ты заговорил загадками, - наигранно пробурчал Гарри, чувствуя, что он бесстыдно, бессовестно, всепоглощающе счастлив.
– Седрик…
Седрик молча обнял Гарри и привлёк к себе.
– Всё хорошо, котёнок. Всё хорошо. Ты же видишь, хоть я и умер, твоя жизнь продолжается…
Они довольно долго стояли, обнявшись, посреди пустого Большого зала; на ощупь Седрик был прохладный, как речная вода ранней осенью, невесомый, как туман или сигаретный дым. От него пахло свежестью, рассветным ветром таким, какой бывает, когда солнце ещё только начало вставать, и всё вокруг такое спокойное и сонное, что кажется, будто ты один здесь бодрствуешь, а весь остальной мир - в волшебном сне, как Спящая Красавица. Гарри боялся смыкать руки теснее из опасения, что его живые, из плоти и крови ладони пройдут сквозь Седрика, и он останется один, снова один.