— Он все еще мой мальчик, — тихо ответила миссис Сивка. — Вы всем довольны, ваше высочество? Вам нравится у нас?

— Все чудесно, спасибо.

— Как я понимаю, сегодня вы были на острове его величества. Сейчас отличная погода для купания.

— Сегодня был прекрасный день. Мне здесь очень нравится, все так добры ко мне!

— Вы могли бы быть счастливы здесь?

— Да.

— А его величество? Он добр к вам?

Ханна бросила быстрый взгляд на Зейла. Он слушал их разговор.

— Он старается.

— Думаю, вам пора попрощаться, — вставил Зейл, беря Ханну за руку. — Пойдем, Эммелина. Спокойной ночи, миссис Сивка, увидимся утром.

Все еще держась за руки, Зейл и Ханна вернулись к большой лестнице и прошли в другое крыло дворца.

— Миссис Сивка сказала, что я живу в комнатах королевы, — сказала Ханна, когда они завернули за угол и прошли по коридору, ведущему в ее комнаты.

— Это правда.

— Но почему комнаты королевы находятся так далеко от комнат короля?

— Не все короли хотят, чтобы их королевы жили за соседней дверью.

— Потому что короли заводили любовниц?

— Возможно. Но этому есть и другое объяснение.

— Какое же?

— Не всем королям нравились их королевы, — сказал Зейл, открывая перед Ханной дверь ее апартаментов.

— Похоже, где-то я уже об этом слышала.

Он отпустил ее руку, но не отошел:

— Не хочу противоречить себе, но ты начинаешь мне нравиться. И это все усложняет.

— Почему?

Он окинул ее лицо медленным взглядом из-под ресниц:

— Потому что если ты мне действительно понравишься, я не захочу отпускать тебя.

— Но пока ты не можешь сказать, что я действительно тебе нравлюсь.

— Могу сказать только, что ты нравишься мне все больше и больше.

— Боже, — пробормотала она. Ее сердце было настолько переполнено, что начало болеть. — Какой кошмар.

— Ты озвучила мои мысли, — ответил он, но его голос звучал так чувственно, что у Ханны перехватило дыхание.

Ханна поняла, что безнадежно влюбляется в него.

— Хочешь зайти?

— Уже поздно…

— Не так уж и поздно — всего десять вечера. Мы можем заказать кофе или портвейна.

Он посмотрел на нее долгим взглядом:

— Если я войду к тебе, не думаю, что мне захочется кофе.

— Мы могли бы просто поговорить.

— Ты же знаешь — нам и этого не захочется. — Он опустил взгляд к ее губам. — Если мы окажемся наедине за закрытыми дверьми, я сделаю то, чего я хотел еще с того вечера, когда ты приехала.

— И что же это?

— Мне тяжело контролировать себя.

— Но мне просто любопытно.

— Ты же знаешь, что любопытство сделало с кошкой.

— Да, но было ли это приятно?

Его глаза вспыхнули огнем.

— Чертовски приятно, — произнес он, привлекая ее к себе.

Она откинула голову назад:

— Так значит, кошку сгубило наслаждение?

— Ты несносна. Если будешь продолжать в том же духе, я раздену тебя прямо здесь и зацелую.

— Боюсь, это будет слишком весело для охранников.

— Ты испытываешь меня на прочность.

Ей было приятно обнимать его мускулистое, горячее тело. Она прижалась к нему, потерлась о него, как кошка.

— Я не могу заняться этим здесь, — сказал Зейл. — Было бы как-то неудобно делать это в комнате, где жила моя мать.

— Тогда пойдем к тебе.

Он взглянул ей в глаза:

— Ты серьезно?

Она кивнула:

— Я хочу этого…

— Подожди часик. Остынь. Подумай хорошенько. Потому что если мы хоть раз займемся любовью, обратной дороги уже не будет.

Ханна вошла в спальню короля в черном халате поверх ночной сорочки и черных бархатных тапочках. Она старалась сохранять беспечный вид, но в животе у нее порхали бабочки, а сердце билось слишком быстро. Она сразу увидела Зейла в дальнем конце комнаты, перед одним из каминов. Он снял пиджак, расстегнул ворот рубашки и закатал рукава.

— Молодец, храбрая девочка, — сказал он.

Комната была роскошной — потолок, отделанный деревом, фламандские гобелены на стенах. Но самым роскошным предметом мебели была огромная кровать с балдахином. Многочисленные окна были закрыты золотыми с голубым занавесками, а из-под балдахина кровати виднелось темно-синее расшитое золотом бархатное покрывало.