Крик Амелии, в самом деле, оказался услышан. Первой поднялась леди Стеймен. Она-то и встретила взбунтовавшуюся, перепуганную пансионессу в коридоре первого этажа, на котором размещались только ее комната да холостяцкое лежбище Кристиана. Перехватила, попыталась завести в свой будуар. Однако Амелия вырвалась, выскочила во двор и помчалась к зданию пансионата, первый этаж которого тоже занимали три воспитательницы-француженки и кучер-охранник Гафиз.

Леди не погналась за ней. Какое-то время растерянно стояла посреди коридора, не зная, то ли спешить к пансионату, чтобы хоть там, в его стенах, утихомирить неразумную дочь казненного шевалье-артиллериста, то ли подняться наверх и попытаться выяснить, не произошло ли чего недоброго с маман Эжен.

Сама маркиза очень четко представляла себе, что последует, когда Амелия разнесет весть о случившемся по комнатам пансионесс. Сколько разговоров и сплетен породит ее рассказ. Тем более что, после весеннего выпуска, среди воспитанниц осталось всего пять девушек, успевших побывать в ее «усыпальнице». И все же Эжен не подхватилась, не запаниковала. Зло, по-мужски, выругалась, сплюнула от досады и, утонув в перинах в том самом месте, где только что лежала Амелия, уставилась в мутную серость потолка.

Никакого угрызения совести она не ощущала. Чувство неудовлетворенности — да, было. Своей дикой выходкой Амелия Мюно развеяла тот глубинный экстаз маман, с которым та предавалась любовным утехам, и оставила на берегу серого неуютного утра.

— Маркиза Дельпомас! Вы слышите меня?! — тяжелые, шлепающие шаги по старинной, скрипучей лестнице не заставили ее ни встрепенуться, ни насторожиться. В конце концов, она полновластная хозяйка всего того, что расположено от скалистого берега до болот. Это ее, а не чье-то там, пусть маленькое, но герцогство, ее королевство, в пределах которого действовали только те законы, те порядки и нравы, которые определены или, по крайней мере, признаны ею.

— Маркиза Дельпомас! Вы слышите меня, Эжен?! — звала ее леди Стеймен, все еще стоя на лестнице и не решаясь отворять дверь будуара.

Маркиза не ответила. Она пребывала в том сомнамбулическом состоянии, в которое поверг ее бунт Амелии: где-то между крайней досадой, вызванной поступком пансионессы, и высшей степенью наслаждения, подаренного все той же паршивкой-пансионессой, и не желала, чтобы кто-либо смел врываться в это ее состояние с вопросами и расспросами.

— Вы уж простите меня, мадам Эжен, — возникла леди Стеймен теперь уже на пороге. — Я подумала было…

— Пошла вон, старая шлюха, — устало, с полным презрением проговорила Эжен. — И впредь — без звона колокольчика не смей подниматься сюда.

— Тысяча нижайших извинений, госпожа маркиза. Я всего лишь хотела удостовериться, что с вами ничего не случилось, — растерянно пробормотала англичанка. — Выходка пансионессы Амелии крайне удручила меня, крайне.

— А меня, как видишь, возрадовала.

— Будь на то ваша воля, я могла бы привести другую пансионессу. Из тех, что уже побывали здесь, — вкрадчиво подсказывала Стеймен.

— Немедленно отправляйся в пансионат, угомони эту оборванку. Проследи, чтобы сегодня все спали до десяти утра. Два часа лишних. На завтрак их позовут к десяти, если только вообще позовут, — добавила Эжен в сердцах.

— Готова исполнить все, что прикажете.

— С чего это вдруг?

Леди Стеймен усердно соображала, как бы ответить поделикатнее. Маман Эжен обладала удивительной способностью задаваться вопросами в тех счастливых случаях, когда у других никаких вопросов не возникало.

— Меня одолевает предчувствие, что вскоре наш пансионат превратится во всемирный центр заговоров. Ни один заговор в мире не будет происходить без участия пансионесс. Со временем Мария Магдалина превратится в тайный орден женщин, правящих миром, — неслыханно дерзила леди Стеймен.

— Да, ты тоже стала задумываться над этим? — обрадовалась Эжен возможности поговорить о чем-то не связанном с утренним происшествием. — И как давно эта мысль посетила тебя впервые?

— Каюсь, относительно недавно. Важно, что все-таки посетила. Работая в таком заведении, просто невозможно не задумываться над подобным ходом событий. Скажу больше: был бы наш пансионат чуточку богаче, нам следовало бы выстроить замок в старинном английском стиле, таинственный и недоступный, да нанять вооруженных слуг, проложить подземные ходы, соорудить подъемный мост. Девицы из самых аристократических семей почитали бы за честь попасть в «Марию Магдалину», а монархи всего мира содрогались бы от одного упоминания о пансионате маркизы Дельпомас.

— Замок в староанглийском стиле, говоришь? — Эжен закрыла глаза и попыталась представить некое подобие замка на месте ее «Лесной обители», но ничего не получилось. Вместо замка в ее воображении возродилось налитое тугое тело этой паршивки Амелии.

«За любую телесную усладу приходится платить унижением, — вздохнула Эжен, — и ничего с этим не поделаешь. Главное, не привязывайся к ней. Эта юная дрянь не стоит твоей привязанности. — Но, немного поколебавшись, осадила свой пыл: — Да будет тебе! Эта дрянь просто-напросто испугалась. Если бы ты сначала разбудила ее, все сложилось бы по-иному».