— Оказывается, драмы, достойные слезы Шекспира, разыгрываются не только в датских замках. Кто бы мог подумать? И где теперь наш трижды преданный полковник?

— Мечется по дворцам Кракова и Варшавы в поисках справедливости и в надежде на поддержку короля [35] .

— Я бы не стал подтрунивать над таким человеком. Отчаяние редко совместимо с мужеством. Не говоря уже о разуме.

— Можно было бы посочувствовать его наивности, если бы мы не знали, что вслед за ним мечутся по Варшаве агенты коронного гетмана Потоцкого, или еще чьи-то там. Они знают все подробности его просьб и унижений и не стесняются смаковать их в беседах с местной аристократией.

— Очевидно, недруги не решаются схватить Хмельницкого раньше, чем он побывает у короля.

— Вы правильно заметили: это уже очевидно. Теперь многое будет зависеть от того, как примет его и как поведет себя в дальнейшем король, который, кстати, отправился в очередной вояж в Краков. У меня появилось подозрение, что Хмельницкий пока не знает об этом. Король всегда обставляет свои визиты в древнюю столицу интригующими предосторожностями. Тем более что в эти дни генеральный писарь занят обменом любезностями с чиновниками из высшего суда.

— Достойное занятие для полковника, способного в течение месяца поднять на борьбу пол-Украины.

— Вы уверены, что способен? — неожиданно оживился граф де Брежи. Оливебергу даже показалось, что об унижениях опального генерального писаря вообще забыто.

— Абсолютно.

Де Брежи взглянул на посланника с нескрываемым уважением. И с удивлением.

— Следует полагать, что вы знакомы с Хмельницким? Я имею в виду близкое знакомство.

— В Париже я никогда не терял времени зря. Особенно, когда там появлялись люди из Украины, Венгрии или Болгарии.

Посол вернулся к подножию Распятия, взял письмо и еще раз пробежал его взглядом, словно то, что он только что услышал, позволяло совершенно по-новому отнестись к тексту послания кардинала Мазарини.

— Понимаю, вы — грек.

Даниил Грек рассмеялся.

— Из письма этого не следует.

— Как и того, что вы не просто грек, а клятвенно преданный своей родине византиец.

— Письма иногда сообщают больше, чем хотелось бы гонцам, которые их доставляют.

— А мы и не станем разглашать наши греческие, — с нажимом произнес он слово «греческие», — интересы. Кого это может заинтриговать здесь, в далекой от Балкан Варшаве?

— О да, было бы очень странно, если бы греческими делами вдруг начали интересоваться даже в Варшаве, — иронично поддержал его Оливеберг. — В Т? урции могли бы решить, что Греция рассчитывает на поддержку своих христианских собратьев.

Они перешли в соседнюю комнату, уселись за небольшой столик у камина и какое-то время молчаливо обедали, запивая ниспосланные им Богом яства привезенным Оливебергом, специально в подарок послу, бургундским вином.

— С письмом, адресованным мне, все ясно. Знать бы, что в письме, направленном королю Польши, — как бы про себя повздыхал де Брежи, искоса поглядывая на шведского посланника. — Кстати, оно при вас?

— Естественно. Хотя его не раз пытались отнять. Шла настоящая охота, при которой моя голова ценилась лишь постольку, поскольку письмо доставалось иезуитам вместе с ней.

— Уверен, в ордене братьев Игнатия Лойолы вашу голову явно недооценивают. В чем они очень скоро убедятся. А вот то, что за письмом охотились, настраивает на скверное предчувствие, что за ним могут столь же яростно охотиться и здесь, в Польше.

— Мне приходится считаться и с этим. Но коль уж я сумел провезти его через Францию и Германию…

— Конечно-конечно, — поспешил успокоить его де Брежи. — Когда я интересовался содержимым письма, которое конечно же скреплено королевской печатью и читать которое я не стал бы даже из желания узнать, насколько убедительно его составили. С учетом того, что все направленное сюда из Франции воспринимается… как направленное из Франции. В том числе и письма королю.

«Вот что значит язык дипломата», — вежливо отметил Оливеберг, отдавая послу дань профессионального уважения.

— Но в общих чертах текст мне все же известен, — не стал он и дальше томить де Брежи. — Уверен, что в Кракове его прочтут приблизительно теми же словами, какими оно написано. А что касается краковской охоты на него, то я прибыл в сопровождении королевских мушкетеров под началом лейтенанта д’Артаньяна.

— Узнав об этом, варшавские дуэлянты содрогнутся. Но побаиваюсь, что на агентов Коронного Карлика…

— Мне известна эта кличка.

— …Грозное имя д’Артаньяна не произведет абсолютно никакого впечатления. Да простят меня все мушкетеры Франции, в том числе и королевские, прибывшие с вами. Поэтому я позабочусь, чтобы к ним присоединилось несколько преданных королеве польских гусар, во главе с поручиком Кржижевским. Некоторые из его людей отправятся по вашим следам в гражданских одеяниях, не похваляясь в каждой встречной таверне местом своей службы.