Шрифт:
— Если с этим, — помахал он свитком «Привилегии», — у нас действительно все получится, прежде всего, нужно будет отменить нашу убогую, бездарно слепленную сенаторами Конституцию, по которой каждый мелкопоместный шляхтич чувствует себя нынче королем.
— Одновременно посадим на казачий трон надежного гетмана, — попытался развить его размышления король, — который, вместе с депутацией старшин, имел бы влиятельный голос в сейме. Если только к тому времени вообще не отпадет надобность в этой богадельне оскопленных болтунов.
«Сейм — как богадельня оскопленных болтунов!» — мысленно смаковал князь афористичность этого высказывания короля. Он обожал подобные определения, и, коллекционируя, всячески старался использовать их.
— Кто же будет тем посланником короля, которому выпадет честь вести переговоры?
— Вы, господин коронный канцлер, — не колеблясь ответил король. — Кто же еще?!
Оссолинский устало откинулся на спинку походного кресла и несколько минут сидел, бездумно запрокинув голову и всматриваясь слезящимися близорукими глазами в поднебесную высь.
— Остерегаетесь? — не удержался король, решив, что времени для размышлений у него было предостаточно. — Боитесь нажить себе среди сенаторов еще больше врагов, чем их имеется сейчас?
— Я всегда предпочитал реально оценивать риск, с которым приходится сталкиваться не только мне, но и Речи Посполитой.
Король понимающе помолчал. Он знал: Оссолинский достаточно трезв и осторожен, чтобы не отличить сдержанную дипломатию от необузданной авантюры. Тем не менее что-то нужно было предпринимать, причем делать это срочно.
— На сей раз степень риска вам хорошо известна. Что предпринимаем?
— Надо решить, каким образом будем вызывать сюда казацкую старшину.
— Вот этого делать нельзя. Тут уж сенаторы действительно всполошатся. Вы обязаны сами отправиться в Украину. Причем как можно скорее. И никто не должен знать, что вы везете с собой эту «Привилегию» и вообще какова ваша миссия. Представим вашу поездку так, будто вы отправились для рассмотрения нескольких жалоб местных дворян.
— За этим дело не станет. Продумаем. Тем более что жалоб действительно хватает. Кому я должен буду вручить булаву гетмана и королевскую хоругвь?
— А к IV, ому бы вручили, будь ваша воля? — едва заметно улыбнулся Владислав IV, и канцлер понял: это не просто любопытство, это — испытание на мудрость и единомыслие.
Оссолинский вновь запрокинул голову и вгляделся в молчаливые, холодные, совершенно безразличные ко всему, что происходит сейчас на земле, небеса. Словно искал в их глубинах подсказку.
— Если учесть, что есть только два достойных воина — Богдан Хмельницкий и полковник Иван Барабаш… [7] — с…разу же сузил круг претендентов коронный канцлер. — То становится ясно, что выбор небольшой.
7
Иван Барабаш. Полковник черкасского полка, затем есаул реестрового казачества. В 1646 году канцлер Оссолинский вручил ему от имени короля булаву гетмана реестрового казачества. В годы национально-освободительной борьбы Украины против Польши (1648–1654) выступил на стороне Польши. В мае 1648 года взят в плен восставшими казаками и, по свидетельству некоторых исторических источников, погиб от руки известного украинского полковника Филона Джалалии.
— Был бы жив господин Сагайдачный, выбирать вообще не приходилось бы.
— Слишком уж преждевременно он ушел, — прокряхтел Оссолинский. — Слишком уж не вовремя. Хотя… кто из нас уходит «вовремя»? На моем месте любой коронный канцлер, заботящийся о мире и спокойствии значительной части подвластной вам земли, облобызался бы с полковником Барабашем. Не столь учен, как Хмельницкий, но и не столь хитер.
— Ну-ну?… — подбодрил король.
— Не настолько искушен в военных делах, однако же и не настолько влиятелен среди казаков, чтобы учинить бунт и выйти из-под власти польской короны. К тому же он — армянин.
— Да? Это действительно так?! Оказывается, он не украинец?! Он — армянин? Этого я не знал.
— Потому-то и судьба приютившей его земли не столь близка душе Барабаша, чтобы, ради нескольких привилегий для местного казачества и крестьянства, он готов был рисковать не только головой — к чему успел привыкнуть, но, что намного непривычнее и страшнее для него, — булавой гетмана. А значит, богатством, славой, властью. Известно, что даже самые заядлые из казачьих рубак с булавой расстаются куда труднее, чем с головой.
— Так, значит, он армянин? — мрачно смотрел себе под ноги король, размышляя уже о чем-то своем. — Это заставляет по-иному взглянуть на его соперничество с Хмельницким и на наш выбор. Если только ваши сведения верны.
— Никаких сомнений. Сведения о нем получены от моего тайного советника.
— То есть от Коронного Карлика, — скептически ухмыльнулся король.
— Простите, ваше величество, но я привык воспринимать его всерьез. Он сам приучил меня к этому.
— Не смею возражать. Тем более — сомневаться, — все с той же саркастической улыбкой повинился король. — Вездесущ ваш Коронный Карлик, признаю: вездесущ…