Неожиданно появившийся из-за скал шлюп мог показаться «летучим голландцем», возродившимся из волн и туч и ниспосланным в виде кары небесной. Паля изо всех своих небольших орудий по трем испанским кораблям, он отчаянно пошел на сближение с фрегатом, в то время как шедший за ним в кильватере другой шлюп расстреливал палубу и орудийные капониры брига «Сен-Самоник», к которому уже приближалась целая стая казачьих баркасов. Почти обреченно принимая на себя ответный залп брига, шлюпы давали возможность казакам пристать к его бортам и взять на абордаж.

В грохоте пальбы и явлениях морских привидений никто из испанцев уже не придал значения тому, что с ближайших скал и с мыса по кораблям прицельно ударили сотни ружей, загоняя матросов на нижние палубы и в надстройки. Но как только баркасы пристали к бортам, стрелки перенесли огонь на последние два плота, подходившие к песчаной отмели.

Тем временем до сотни казаков схлынули с мыса и с прибрежных холмов и устремились к шлюпкам испанцев. Солдат, причаливших на плотах, некоторые встретили выстрелами из пистолетов. Но большинство казаков орудовали булавами и оглоблями, а также настигали убегавших врагов копьями, которые метали с такой силой, словно это были легкие дротики.

Несколько прибрежных корсаров сумели вернуться на единственный уцелевший плот и попытались уйти в сторону кораблей, но казаки, захватившие лодки, преградили им путь, расстреляли, очистили плот и направили его к фрегату, на палубах, надстройках и даже на реях которого сражались французы, высадившиеся с брига. То же самое происходило на фрегате, на который уже сумели ворваться казаки.

Шлюпка Гяура первой подошла к уже почти захваченной французами корме галеона. На борт полетели крючья. Кто-то из пехотинцев, оказавшихся в нижней каюте, высадил окно и догадался спустить канатную лесенку. Полковник успел подняться по ней как раз в то время, когда отважный француз пал и еще через мгновение концы лестницы могли быть обрублены. Гяур выстрелил прямо в лицо бросившемуся к ней вооруженному саблей матросу и, схватившись врукопашную с другим испанцем, вывернул его руку с ножом, переломал ее в локте и двумя страшными ударами в висок отправил несчастного кабальеро к праотцам.

Ворвавшись вслед за ним, Хозар и Улич телами убитых и всякой каютной утварью забаррикадировали дверь.

— У кормы еще две наши шлюпки, — сообщил казак, поднявшийся последним.

— Кричи, пусть взбираются сюда, — приказал Гяур. — Открывайте дверь и — за мной.

— Постой, князь, — придержал его Хозар. — Не княжеское это дело — пиратствовать на чужих кораблях.

Нескольких секунд, на которые он придержал полковника, хватило, чтобы дверь вновь открыли и на палубу, стреляя на ходу, устремились запорожцы.

— Ты не смеешь делать этого, — резко сбросил князь руку Хозара.

— Точно так же, князь, как ты не имеешь права погибнуть ни на одном из этих кораблей, под стенами ни одного из французских фортов. Потому что нужен там, на родине, на нашем Острове Русов.

Князь удивленно взглянул на Хозара.

— Предчувствие, князь, — сдержанно оправдался телохранитель. — Нужно пережить этот абордаж. Слишком много здесь возни. Непривычно для нас — на кораблях…

В каюту поднимались и сразу же бросались к двери казаки из второй шлюпки. С палубы все еще доносилась стрельба, потянуло едким запахом дыма.

— Я бы наказал тебя, если бы не понимал, что ты прав, — проворчал Гяур. — Все за мной! Наверх!

Как только карета Оссолинского, сопровождаемая эскадроном гусар, скрылась за ближайшим холмом, из задней, отгороженной, части шатра, через черный ход, вышел Коронный Карлик. Он приблизился к Владиславу IV и молчаливо уставился на него, ожидая дальнейших приказаний.

— Канцлер отправляется в Краков, откуда будет держать путь на Львов, — вяло проговорил Владислав, стараясь не смотреть при этом на своего бывшего «следователя по особым поручениям».

— В Кракове он, как всегда, пробудет не менее трех дней. Графиня Арчевская…

— Графиня меня не интересует. Поэтому пойдешь прямо на Львов, и уже оттуда будешь сопровождать князя. Времена смутные.

— Выполню, Ваше Величество.

Король нервно прошелся по прибрежному склону, все больше удаляясь от Коронного Карлика. Отойдя достаточно далеко, он с удивлением обнаружил, что тайный советник так и остался стоять на том же месте, где он оставил его. Коронный Карлик стоял, заложив правую руку за борт куртки, и задумчиво смотрел на позеленевшую гладь речной заводи. Короля для него словно бы не существовало.

«Они все ведут себя так, словно тебя уже давным-давно не существует. “Король еще не умер, но из этого не следует, что он все еще жив”. — Владислав знал, что эти слова принадлежат не кому-нибудь, а именно Коронному Карлику. — Король еще не умер, но из этого не следует…»

Он мог бы приказать в тот же день вздернуть тайного советника. Причем вздернуть тайно. Пусть хотя бы в последние минуты своей непотребной жизни он развеет сомнения относительно того, жив ли еще король, если пока еще не изволил умереть.